В лесах Сибири. Февраль-июль 2010 - Сильвен Тессон
Эта подвижническая жизнь завораживает и одновременно пугает меня. Твердость духа аббата Рансе достойна уважения, но система его ценностей мне не по душе. В его беспокойстве и пылкости много ребячества. Нетерпеливое дитя, которое восклицает: «Хочу к Богу и прямо сейчас!» Прекрасный порыв, но его нездоровый огонь пожирает все, что не имеет отношения к будущему вечному блаженству. «В его сердце главенствует страстная ненависть к жизни», — пишет Шатобриан в третьей главе. Согласно идеям Ницше, изложенным в «Антихристе», в неприятии всего земного, в отрицании «воли к жизни» и заключается вся суть христианства.
В тайге я предпочитаю наслаждаться мгновениями счастья, а не упиваться идеями божественного Абсолюта. Благоухание багульника нравится мне больше, чем запах ладана. Я преклоняю колени перед распустившимся цветком, а не перед безмолвным небом. Все остальное — простота, аскетизм, всепрощение, отрешенность и безразличие к комфорту — вызывает у меня восхищение и желание последовать примеру Рансе.
12 июня
Утренний туман. Мир отменили. Настал час русалок. Когда пелена рассеивается, отправляюсь рыбачить к реке у мыса Северный Кедровый. С рыбалки мы возвращаемся с уловом, но тратим на нее много времени. Выигрываем ли мы?
Оставляю снасти дрейфовать по течению в полутора метрах от дна. Там собирается вся рыба, прибывшая в устье реки в поисках пропитания. При погружении поплавка в воду меня охватывает приятное волнение: будет ужин. Когда я убиваю пойманную сорогу, по ее телу словно пробегает электрический заряд. Чешуя приобретает тусклый оттенок. Жизнь — это то, что наполняет нас яркими красками.
13 июня
В «Жизни Рансе» приводится цитата из «Элегий» Тибулла:
Как нам отрадно лежать, внимая безжалостным ветрам (…)
Сну предаваться под шум струй дождевых без забот[18].
Ветер свирепствует весь день, и я претворяю в жизнь программу Тибулла.
14 июня
Прибой дочиста вымыл гальку. Ступаю осторожно, чтобы не поскользнуться. Айка и Бек боятся волн, чьи зубы яростно вгрызаются в землю. Берег оделся пеной. В темном лесу гуляет ветер. Тайга трещит. Иногда пролетает чайка. На камнях, покрывающих обширные участки пляжа, вылупились миллионы насекомых. Собаки слизывают их языком. Это байкальские ручейники; они живут недолго и пользуются большим спросом у животных, поскольку представляют собой легкодоступный белковый продукт. На песке видны косолапые следы медведей, спускающихся сюда полакомиться.
У собак не получается переправиться через речку Ледяную. Айка запрыгнула на камень посередине и ждет, когда я вброд доберусь до нее и доставлю на противоположный берег. Бек жалобно скулит, убежденный, что мы решили бросить его на произвол судьбы. Я снова перехожу реку, посадив его к себе на плечи. Затем мы поднимаемся по крутому осыпающемуся склону и движемся в северном направлении. Горы призывно шепчут: «Иди сюда, дорогой, иди сюда». Гневная сила ветра окрыляет меня.
Дохожу до нужного места: горный поток с каскадами, расположенный в трех километрах к северу от Ледяной. Здесь водится много рыбы, но дорога сюда занимает три часа. Айка и Бек, быстро изучив местность, засыпают под пышными шапками цветущих рододендронов. Мои питомцы обладают завидной способностью погружаться в сон при малейшей возможности. Мой новый девиз: «Во всем подражать собаке!» Есть наука бионика, изучающая живые системы с целью применить принципы их строения и функционирования в технических устройствах. Пришла пора создать такую ее отрасль, в которой знания о поведении животных будут использоваться в отношении человека. Вместо того чтобы взывать к нашим привычным кумирам и говорить себе: «А как в такой ситуации поступили бы Марк Аврелий, сэр Ланселот или вождь апачей Джеронимо?» — мы бы спрашивали у себя: «А как бы сейчас повела себя моя собака? Или лошадь? Или тигр? Или устрица (образец невозмутимости)?» Животные будут указывать нам путь, а этология станет одной из наук о человеке.
Мои мечты прерывает отчаянно пляшущий поплавок. Сегодня вечером я поймал четыре рыбины. И съел их, потому что именно так ведут себя животные.
15 июня
Мириады ручейников серебристыми потоками стекают по камням и стволам деревьев. Это манна небесная. В июне, когда животным нужна вся их сила, чтобы создавать и обеспечивать семью, у природы возникли определенные сложности. Чем заполнить пустоту между майским пробуждением и июльским изобилием? Вот и появились байкальские ручейники. Эти бедные создания являются важным звеном пищевой цепочки. Они служат источником энергии во время дефицита корма. Через пару недель необходимость в них отпадет, и они исчезнут. Их дни сочтены; они будут принесены в жертву общим интересам биосферы. Тем не менее ручейники не забывают жить. Когда встает солнце, они приходят в движение, вздрагивают от малейшего ветерка и бесконечно спариваются. Они торопятся насладиться каждым мгновением перед смертью. Мне так нравятся эти насекомые, что я готов подвернуть ногу, стараясь не наступить на усеянные ими камни.
16 июня
А потом все рушится. Пять строчек на экране спутникового телефона, припасенного на случай чрезвычайных ситуаций и до сего момента практически не используемого, раскаленным железом вонзаются мне прямо в сердце. Женщина, которую я люблю, решила уйти от меня. Ей не нужен мужчина, которого носит по свету, как былинку. Мои исчезновения, мое отсутствие и эта хижина погубили все.
Какое-то время назад, после перерыва длиной в несколько лет, она вернулась ко мне, когда я уезжал на Байкал. Теперь, когда я снова здесь, она опять бросает меня. В течение трех часов я как в бреду мечусь по берегу. Я позволил счастью испариться. Жить нужно только так: постоянно произносить слова благодарности, благословлять судьбу за каждый сладостный миг. Мы счастливы только тогда, когда осознаем это.
Сейчас пять вечера; боль накатывает волнами, время от времени давая мне краткие передышки. Мне удается кормить собак, ловить рыбу. Но боль возвращается, наделенная собственной жизнью и расплавленным свинцом растекающаяся по моим жилам.
Я хотел бы жить в предместье, в маленьком домике, окруженном живой изгородью из елей, вместе с женой, детьми и собакой. При всей своей ограниченности буржуазия все же поняла
