Мишель Пессель - Затерянный мир Кинтана-Роо
Наши приготовления в Тепостлане подошли к концу, и мы с Боллом каждый вечер сидели на террасе своего домика, освещенного зловещим отблеском грандиозных пожаров, которые пожирали леса на склонах и наступали на «долину дьяволов».
Мы намеренно не стали покупать снаряжение в Мехико. Все нужные нам вещи разумнее было приобрести в Мериде, ведь на месте будет видней, какой климат и какие трудности могут нас там ожидать. Взяв с собой лишь небольшой чемоданчик, я отправился к автобусной станции — так быстрее всего можно было доехать из Мехико до Коацокоалькоса, начальной станции Феррокарриль-дель-Сур-Эсте. Автобус шел прямо на юг. Когда мы миновали Пуэблу, я почувствовал, как с каждой милей усиливается жара, а местность все больше напоминает тропики. Кругом была выжженная земля, и только изредка встречавшиеся пальмы могли защитить от палящих лучей солнца.
В знойном, вонючем Коацакоалькосе я узнал, что поезда до Кампече ходят только три раза в неделю, а дни их отправления мексиканское правительство держит, должно быть, в секрете. Пришлось сесть на другой поезд, который останавливается бог знает где, в каком-то местечке под названием Теапа. Там надо было проторчать два дня, чтобы потом проехать двадцать миль до маленькой станции Паленке или же следовать прямо до Кампече. Я решил рискнуть, думая, что знакомство с глухими районами не принесет мне вреда, ведь для исследователя, каким я надеялся стать, у меня еще не было ни физической, ни духовной, ни умственной подготовки.
На этот поезд вместе со мной садились индейцы в закатанных до колен синих джинсах. Я обратил внимание на их босые ноги с тонкой щиколоткой и широкой ступней. Почти у каждого на поясе болтался мачете — нож длиной в три фута. Без него в джунглях нельзя и шагу шагнуть.
Приближаясь к Юкатанскому полуострову, поезд вошел в густой тропический лес. Впервые в жизни я увидел джунгли! Долгие годы это слово звучало для меня заманчиво и таинственно. В своих детских мечтах я видел джунгли, населенные страшными гигантскими змеями и всеми прочими тварями, о которых поведал мне Киплинг сухими, совсем неэкзотическими устами моей старой няньки.
Мне не пришлось разочароваться. Змеи, правда, не бросались на наш поезд, но все же я мог вообразить, что они притаились за огромными махагониевыми деревьями и кокосовыми пальмами, мелькавшими за окном. Поезд шел сквозь зеленые дебри со скоростью пятнадцать миль в час. Временами над верхушками деревьев с пронзительными криками взлетали попугаи, а во время бесконечных остановок прямо посреди леса я различал разнообразные «голоса джунглей». Комары, видимо, были просто счастливы от встречи с нами, и вскоре все мое лицо покрылось красными точками.
Поезд наконец прибыл в Теапу — суетливый городок среди джунглей, центр местных разработок махагониевого дерева. Когда я спросил, можно ли заночевать на станции, мне ответили, что неделю назад здесь кого-то убили. Я поспешил сесть в старый-престарый автобус и поехал в город. На грязных стенках автобуса вместо изображения Гвадалупской святой девы, которое обыкновенно встречается во всех автобусах Центральной Мексики, были нацарапаны всевозможные ругательства.
Город оказался не лучше автобуса. Это была какая-то смесь кошмаров Дальнего Запада и иностранного нашествия. Каждый дюжий мужчина носил за поясом пистолет или пару пистолетов и был похож на убийцу. А те, кто победнее и послабее, со своими зловещими мачете напоминали восставших рабов. Я узнал, что люди с пистолетами — владельцы разных лесоразработок или надсмотрщики. Что же касается рабочих, то большинство их составляли бывшие каторжники — всякий сброд из Веракруса, самого крупного порта Мексики. Интересно, смогу ли я в своей вполне цивилизованной одежде, без пистолетов и мачете хоть как-то вписаться в картину этого жуткого города? Конечно, не смогу. Это я понял довольно скоро, когда попытался найти себе пристанище на ночь.
— Где здесь гостиница? — обратился я к кучке людей, стоявших на ступеньках церкви, превращенной в кинотеатр.
У каждого на поясе болтался мачете. Я не смотрел ни на кого в особенности из боязни впутаться в драку, если мой вопрос будет неверно понят. Никто мне не ответил. Пока я раздумывал, повторить ли свой вопрос или же лучше обратиться к кому-нибудь еще, из толпы вышел какой-то мерзкий тип и крикнул:
— Паршивый гринго! Ха-ха-ха!
Я как дурак стал смеяться вместе со всеми, но тут же отошел в сторону и решил обратиться к какой-нибудь старой женщине. Однако из этого ничего не вышло. Все старухи, как только я к ним приближался, пускались от меня наутек. В конце концов пришлось прекратить эту погоню, ведь недолго было нарваться на скандал. К тому времени я уже настолько привлек к себе внимание, что за каждым моим движением пристально следили сотни настороженных глаз. К счастью, кто-то все-таки отважился спросить, что же мне нужно. И вот я уже осматриваю наш номер в гостинице. Я сказал «наш», потому что в этой комнате без окон стояло шесть кроватей. Очевидно, мне придется разделить кров еще с пятерыми. Уповая на лучшее, я задвинул чемодан под кровать и решил прежде всего как следует выспаться.
К утру, благодаря дружным усилиям двух комаров, я совершенно ослеп. Нет, решительно эти лесные городки были созданы не для меня! Я поспешил на площадь и, поймав там какой-то грузовик, отправился в Вилья-Эрмосу, где можно было нанять небольшой самолет до Паленке.
Вот так я стал пассажиром авиалинии Табаскеньо. Могу вас заверить, что это было в первый и последний раз в моей жизни. На взлетной площадке какой-то мексиканский мальчишка известил меня, что он раздумал быть летчиком, потому что на прошлой неделе «вон там разбился Лопес». Он показал на линию электропередач неподалеку. Там на проводах все еще были заметны следы крушения Лопеса.
Вскоре я уже сидел в единственном оставшемся у компании самолете, рядом с очаровательным летчиком-индейцем. Через некоторое время после того, как мы поднялись в воздух, на приятном, симпатичном лице летчика появилось беспокойство. Самолет стал медленно спускаться к земле носом вниз. Все это могло бы плохо кончиться, если бы я вовремя не сообразил, что от волнения изо всей силы нажимаю на педали сдвоенного управления. Я убрал ногу, и самолет тут же выровнялся. Под нами проплывали участки тощих посевов и зеленые волны тропического леса. Сверху ясно была видна береговая линия. Я спокойно разглядывал джунгли. Такое буйство зелени производило сильное впечатление. С воздуха лес напоминал то зеленые морские волны, то зеленую плесень. Лишь кое-где среди сплошной зеленой массы выделялись призрачные ветви погибшего дерева. В одном месте лес вдруг расступился и показалась маленькая полянка с двумя хижинами. Это был первый признак жизни за многие мили пути. «Слава богу, — подумал я, — что экспедиция „Кинтана-Роо — Дарьен“ будет морской». Теперь я с особым почтением думал о тех людях, которые отважились пробиваться сквозь этот нескончаемый сырой тропический лес. С самолета я, конечно, не видел ягуаров, зато вполне мог вообразить, как они ступают среди тысяч ядовитых змей — самая страшная картина, какую я только мог себе представить.
