Жюль Верн - Найденыш с погибшей «Цинтии»
Весь экипаж, собравшийся на палубе, с волнением следил за этим решающим усилием и приветствовал громким «ура» освобождение «Аляски». Матросы с французского сторожевого судна и буксира ответили приветственными возгласами. Склянки пробили три часа пополудни. Клонящееся к горизонту прекрасное февральское солнце ярким светом заливало спокойно мерцающее море, которое почти полностью покрыло пески и скалы Бас-Фруада, словно стирая самые воспоминания о разыгравшейся ночью драме.
Вечером того же дня «Аляска» стояла на рейде Лориана. Уже на следующий день французские морские власти охотно разрешили ввести ее в один из сухих доков. Повреждения корпуса оказались несерьезными. Повреждения механизма ремонтники нашли более сложными, но не безнадежными. Быть может, в другой гавани ремонтные работы потребовали бы длительного времени, но, как правильно рассудил Эрик, нигде в другом месте ему не удалось бы починить корабль в более короткий срок, чем на верфях, кузницах и литейных мастерских Лориана. Судоремонтный завод «Гамара, Норри и К°» обязался за три недели привести судно в порядок. Работа началась двадцать третьего февраля, а шестнадцатого марта предстояло двинуться в дальнейший путь, но теперь уже с проверенными картами.
Таким образом, через три с половиной месяца, к концу июня, можно было рассчитывать подойти к Берингову проливу. Эрику даже и в голову не приходило отказаться от дальнейшего плавания, но он опасался, как бы их к этому не принудили. Вот почему юный капитан «Аляски» решил не посылать в Стокгольм рапорта о кораблекрушении, полагая, что его могут отозвать для возбуждения судебного дела против предполагаемого виновника катастрофы, и тогда следствие задержит экспедицию. Но если Тюдор Броун останется безнаказанным, не придумает ли он еще какую-нибудь пакость, чтобы навредить экспедиции?
Этот вопрос задавали себе Бредежор и доктор, играя в вист с Маляриусом в уютном салоне гостиницы, в которой они нашли приют по прибытии в Лориан.
Адвокат не сомневался, что негодяй, узнав о провале своего плана — а трудно допустить, чтобы он об этом не узнал,— ни перед чем не остановится для возобновления попыток погубить их. Надеяться достигнуть при таких обстоятельствах Берингова пролива — даже не утопия[65], а просто безумие! Правда, Бредежор не знал, каким образом англичанин будет строить новые козни, но не сомневался, что тот найдет способ. Доктор Швариенкрона вполне разделял его мнение, и Маляриус тоже был очень встревожен. Уныние сопровождало партии в вист, и даже прогулки трех друзей в окрестностях Лориана не могли улучшить их подавленного настроения. Пока «Аляска» стояла в доке, все трое хлопотали о сооружении памятника капитану Марсиласу. Это печальное занятие отнюдь не способствовало тому, чтобы уцелевшие пассажиры «Аляски» видели все в розовом свете. Но стоило им только посмотреть на Эрика, как снова возвращалась надежда. Решимость молодого капитана была столь непреклонной, а деятельность такой целеустремленной, что в его присутствии каждого из них вольно или невольно оставляли сомнения.
Тем временем возникло одно обстоятельство, подтвердившее подозрение о том, что Тюдор Броун не думает отказываться от своих намерений. Четырнадцатого марта Эрик убедился, что работы в машинном отделении подходят к концу. Оставалось только проверить один из насосов — дело, которое отложили на завтра. И вот в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое насос исчез из мастерской «Тамара, Норри и К0». Кто и каким образом мог его похитить? Самое тщательное расследование не смогло ничего установить.
Потребовалось еще десять дней, чтобы установить и отладить новый насос.
Странно, но последнее происшествие произвело на Эрика Герсебома большее впечатление, чем сама катастрофа. Он усматривал в нем признак упорного желания во что бы то ни стало помешать «Аляске» закончить свое плавание. Впрочем, после случившегося его страстное желание довести дело до благополучного конца только удвоилось.
Десять дней вынужденной отсрочки молодой капитан посвятил обдумыванию предстоящей кампании. Чем глубже он анализировал положение, тем больше в нем крепла мысль, что по-прежнему рассчитывать через три месяца подойти к Берингову проливу, в то время как через сорок дней после отплытия из Стокгольма они все еще находятся в Лориане, нереально. А следовать маршрутом, известным Броуну, значит обречь себя не только на неуспех, но и на непоправимые несчастья. Столь грустное заключение его не только не обескуражило, но заставило прийти к нелегкому решению — изменить ранее намеченный путь следования. Разумеется, Эрик никого не посвятил в свой замысел, справедливо полагая, что соблюдение тайны является в данном случае первым залогом успеха. Правда, его спутники заметили, что теперь он уже не так торопит с отплытием, и заключили из этого, что, по-видимому, в глубине души Эрик, как и они сами, признал плавание неосуществимым.
Двадцать пятого марта в полдень «Аляска» покинула док, миновала лорианский рейд и вышла в открытое море.
ГЛАВА XV
КРАТЧАЙШИМ ПУТЕМ
Как только берега Франции скрылись за горизонтом, Эрик пригласил своих друзей и советчиков в кают-компанию для серьезного разговора.
— Я много размышлял,— сказал он им,— об обстоятельствах, сопровождавших наше плавание с того дня, как мы покинули Стокгольм. Сам собой напрашивается вывод: мы должны ожидать на нашем пути еще новых препятствий и помех. Тот, кто осмелился послать корабль на гибель возле Бас-Фруад, не захочет признать себя побежденным… Быть может, он уже подстерегает «Аляску» в Гибралтаре, на Мальте или где-нибудь в другом месте… Если ему не удастся нас погубить, то, не сомневаюсь, он сделает все возможное, чтобы задержать экспедицию и помешать ей достигнуть Берингова пролива в летнее время, когда Ледовитый океан только и доступен для плавания.
— И я пришел к тому же заключению,— заявил Бредежор,— но держал его про себя, так как не хотел лишать тебя последней надежды, мой дорогой мальчик. Убежден, что отныне следует отказаться от мысли преодолеть за три месяца расстояние, отделяющее нас от Берингова пролива.
— Таково и мое мнение,— сказал доктор.
Маляриус, со своей стороны, подтвердил кивком головы, что он тоже с этим согласен.
— Итак,— продолжал Эрик,— мы все пришли к одинаковому выводу. Так что же нам теперь предпринять?
— Остается лишь одно благоразумное, подсказанное обстоятельствами решение,— ответил Бредежор,— отказаться от предприятия, признав его неосуществимым, и вернуться в Стокгольм. Ты сам это понял, мой мальчик, и мы все трое одобряем тебя за уменье смотреть правде в глаза.
