Владимир Арсеньев - Жизнь и приключение в тайге

Был конец июля месяца. Все было в зелени. Температура воздуха была 21 °C. Целый день мы были без воды, жажда мучила нас. У подножия «пика» на высоте 100 метров мы стали разбирать камни в надежде найти воду. Где-то глубоко под землей журчал ручей. Разбросав камни не более как на один аршин глубины, мы натолкнулись на лед. В виде небольших (вершка в 1,5–2) сталактитов лед держался на камнях. Этим объясняется очень низкая температура воды всех горных речек, и в особенности в их истоках. Из ряда многих наблюдении, средняя температура воды горных ручьев колеблется от 2, 5 до 3,1° по Цельсию. Чем ниже, тем температура воды подымается, и близ устья она подымается до предела 13,1-15° по Цельсию. Я не думаю, чтобы это была вечная мерзлота почвы. Это просто особая форма мерзлой почвы, поддерживаемая вообще довольно низкой температурой хвойных лесов: мхи и обилие задерживаемой ими влаги не дают возможности проникнуть ниже их в камни теплому летнему воздуху, а солнечные лучи не в силах преодолеть густые заросли ельника и пихты.

Еще накануне наш ороч-проводник стал жаловаться на ноги и настойчиво просить, чтобы его отпустили обратно. Дальше с нами итти он не хотел, говорил, что боится, что здесь он не бывал, места не знает и т. д. 30 июля мы покончили обследование ближайшей части хребта Сихотэ-Алинь и на другой день тронулись в путь. Наш проводник окончательно забастовал и решил уйти, хотя бы даже без денег.

Нечего делать — пришлось его рассчитать и итти дальше самостоятельно. С утра небо хмурилось и предвещало непогоду. Действительно, как только мы снялись с бивака, пошел дождь. Несмотря на это, у всех на душе было хорошо. Сознание, что мы перевалили хребет и теперь спускаемся по воде, текущей к морю, радовало всех. Радость была преждевременной. В сущности, теперь-то для нас и наступила самая страшная пора, — самая тяжелая и опасная часть пути. Все будет зависеть от того, когда мы увидим первых орочей-охотников. Каждый это понимал, и тем не менее все шли весело и с надеждой на благополучное окончание путешествия. Между тем дождь все усиливался и к полудню превратился в настоящий ливень. Производить съемку становилось все труднее и труднее. Чтобы защитить от дождя планшет, приходилось чаще останавливаться, прикрываться берестой и таким образом работать. Но скоро и это стало невозможным. Вода потекла с намокших рукавов, стала капать с фуражки и заливала бумагу. Пришлось остановиться. Было страшно холодно, люди промокли до костей и очень озябли. Никто не сидел сложа руки. Все дружно принялись устраиваться на ночь, носить дрова и ставить палатку. И было пора. От холода до того окоченели руки и ноги, что с трудом можно было разжать пальцы и снять обувь. Только тот, кому знакома таежная жизнь, может понять, какое удовольствие во время непогоды доставляет путнику палатка, хороший огонь и сухая одежда. И правы орочи, говоря: «хороший огонь — лучший праздник!» Пока грелся чай на огне, я по обыкновению вел свои путевые заметки.

Спуск с хребта Сихотэ-Алинь, сначала пологий, становился все круче и круче. Река Паргами, по которой мы спускались, — горный ручей в полном смысле этого слова. Долина реки — узкая расщелина, с очень крутым падением тальвега. Русло Паргами сплошь завалено буреломом и огромными глыбами камней. Вода с шумом стремится книзу, перескакивает с камня на камень, сочится под мхом, образует местами настоящие водопады и пенится, и бурлит там, где скопилось много бурелому. Спускаться с кручи в такую погоду довольно рискованно. Нога скользит, срывая мох и оголяя камни. Приходится держаться за деревья и острые выступы камней. Эти последние часто сами держатся очень непрочно и от малейшего толчка скатываются книзу. Вся обстановка имеет какой-то фантастический, декоративный характер, свойственный только девственной, дикой тайге, не тронутой еще рукой человека.

Леса, одевающие восточные склоны Сихотэ-Алиня, таковы же, как и на западной стороне. Ель и пихта — преобладающие породы, но они не достигают, однако, больших размеров. Около воды' изредка попадается тощая береза, жиденький клен и корявая ольха. Лиственные и печеночные мхи густо покрывают и камни, и поваленные деревья. Из мшистого ковра кое-где торчат головки плауна, в сообществе с ними поросли одиночными листьями на тонких, хрупких стебельках папоротника (главным образом Pteris), а ближе к воде пышно распустились Osmunda и изредка Aspidium. Обнаженные скалы, вечно находящиеся в тени, покрыты влажными лишаями. Эти Lichenes на ощупь мягки и жирны — видно, что здесь они никогда не бывают в такой степени сухими, как это замечается на камнях, ежедневно подверженные действию солнечных лучей.

Дождь не переставал всю ночь и продолжался весь следующий день. Дождь в лесу — это двойной дождь. Итти по густой траве или в зарослях леса — то же самое, что окунуться с головой в воду. С первых же шагов все сразу становится мокрым. Неизвестность предстоящего пути и ограниченное количество продовольствия, которое мы могли снести на себе, заставляли нас итти вперед, несмотря на непогоду. 2 августа мы достигли устья реки Паргами. Перед нами открылась огромная котловинообразная болотистая долина реки Буту (узнали впоследствии). Едва ли, пожалуй, менее болотиста будет и Паргами, в особенности в нижней части своего течения. Болота эти не случайные, не временные — видно, что вода здесь собралась не от дождей; видно, что болота эти вечные, никогда не высыхающие. Горы отошли далеко от реки, котловина частью наполнилась наносами с гольцов Сихотэ-Алиня, и бывшее когда-то озеро превратилось в марь и болото. Еще издали были видны высокие сухостои лиственицы. Лиственицы эти имеют вид строевых деревьев, но засохшие в верхней своей части, полугнилые и сучковатые от самого низу, они слабо держатся на торфяной почве и качаются, если наступить ногой на их корни. Нога скользит и проваливается в решетины оголенных корней, тонет в глубоком мху и вязнет в торфяни-ковой жидкой грязи. Ниже мха — вода, местами она выступает наружу и образует большие лужи. Во многих местах вся почва качается под давлением ноги, мох в стороне выпучивается и бурлит — это зыбуны. На релках, где посуше, нашли себе приют молодые елочки и пихты. Лоси протоптали тропы в разных направлениях. Мы шли иногда этими тропами, а чаще всего целиной по колено, а то и по пояс в воде. Тучи комаров и мошек нестерпимо кусали лицо и руки и слепили глаза. Здесь решено было сделать дневку и заняться охотой. Охота дала нам две росомахи и половину кабарги, отнятой собаками у этих стопоходящих. Продовольствие наше быстро уменьшалось, надо было его расходовать экономнее и вообще быть осмотрительнее, а, кроме того, нам нельзя было теперь задерживаться на одном месте, следовало торопиться пройти реку Буту, так как близ устья ее и на реке Хуту, по словам орочей, мы должны будем встретить людей, а следовательно и избегнуть голодовки.