Британия глазами русского - Владимир Дмитриевич Осипов
Уайтхолл кончается Парламентской площадью, Вестминстерским дворцом и Вестминстерским аббатством.
По этому маршруту - от Букингемского дворца до Вестминстера и совершается наиболее пышная из церемониальных процессий (если не считать относительно редких коронаций) - торжественный выезд королевы Великобритании на открытие новой сессии парламента. Это происходит обычно в первый вторник ноября каждого года и, как обычно (погода в Британии, вы помните, тоже традиционна), в серый дождливый день. Впрочем, такой фон лишь оттеняет яркие краски королевского кортежа: золоченый королевский экипаж, шестерку попарно запряженных белых лошадей, шитые золотом камзолы лакеев на запятках, колоритные средневековые мундиры драгун, их до блеска начищенные медные каски… Толпы лондонцев и туристов стекаются тогда поглазеть на процессию (многие еще с ночи занимают места поудобнее) и густой цепью выстраиваются вдоль Мэлла и Уайтхолла. Посмотреть есть на что - зрелище впечатляющее, такое только в сказках описывают. Но собственно открытие сессии парламента подавляющее большинство англичан увидело лишь в 1964 году, когда всю церемонию от начала до конца показали по телевидению.
По отшлифованному десятилетиями ритуалу королева шествует в палату лордов и занимает место на троне, герцог Эдинбургский - кресло по правую руку, по левую - займет в будущем принц Уэльский. Пэрам предлагается сесть, а королевский посланец направляется к закрытым дверям палаты общин, чтобы пригласить ее членов выслушать тронную речь королевы. Палата ревностно относится к своим правам, и посланца допускает лишь после троекратного стука. Но волю королевы исполняет, и во главе со спикером, премьер-министром и лидером оппозиции депутаты шествуют к дверям палаты лордов. Так в дверях и стоя ведущие члены палаты - больше двух десятков их в проходе все равно не умещается - и внимают высочайшим словам. И хотя с давних времен тронную речь, в которой излагаются основные мероприятия правительства на ближайшее время, пишут премьер и его ближайшие коллеги, королева говорит в ней от первого лица, о «моих министрах», «моем правительстве» и «моем народе». Храня традиции церемонии, премьер Гарольд Вильсон даже в канун открытия сессии 1965/66 года уверял корреспондентов на пресс-конференции, что «не ведает, что будет в тронной речи», зная, разумеется, к тому времени эту речь почти на память.
Тронная речь зачитана. Сессия парламента открыта. Королевский кортеж возвращается в Букингемский дворец. Депутаты - в палату общин. Британский парламент начинает очередную сессию.
Вестминстер - нарицательное для британского парламента - учреждение, любопытнейшее во всех отношениях, смотреть ли на него глазами иностранного туриста, журналиста, историка или подданного ее величества. В чисто архитектурном плане это стрельчатое, цвета старого сотового меда здание на берегу Темзы отвечает, на мой вкус, своему статусу больше, чем любой из дюжины виденных мною парламентов. Его политическая архитектура ветхозаветна и представляет собой нечто в высшей степени нестройное. Эталон буржуазного демократизма, Вестминстер слышит в своих стенах постоянные жалобы депутатов на невозможность высказаться. Символ законодательной власти, он беспомощно замечает, как обтекает его стороной реальная власть. Выступая в британском комплексе правления единственной переменной величиной, сама переменность которой освящена конституционным сводом законов и предопределена всем государственным укладом страны, Вестминстер отягощен позументом неизменных традиций.
Вестминстер принято считать прародителем буржуазного парламентаризма. И хотя некоторые из его континентальных соперников хотели бы в погоне за приоритетом и туристским кошельком вывести свою родословную чуть ли не с каменного века, власть монархов там была абсолютной вплоть до конца XVIII века. На Британских же островах парламент вотировал увольнение неугодного монарха - Ричарда II - еще в XIV веке. С XVIII же века Вестминстер, а точнее палата общин, держал в своих руках все полномочия, послужив позднее в этом отношении образцом для многих законодательных учреждений той части мира, которую сейчас мы называем Западом. Юридические слепки его можно найти теперь на всех континентах мира: в Австралии, Канаде, Индии, ряде африканских государств. В период расцвета Британской империи о Вестминстере говорили, что он может сделать все, кроме превращения мужчины в женщину.
Но у каждого слишком долгого стажа есть и своя оборотная сторона - старость. Вестминстер дряхлеет. «Девятьсот лет понадобилось нам, чтобы создать свою демократическую и парламентскую систему, - заметил однажды лорд Чандос, президент Института директоров, - а как посмотришь на нее, о боже!» В теории 630 членов палаты общин и по сей день располагают суверенитетом, хотя строго формально верховной властью в стране является «королева в парламенте», то есть королева, палата лордов и палата общин, и без согласия всех этих трех компонентов законы не могут считаться принятыми. Но королева, вы помните, к практическому управлению страной отношения не имеет. Полномочия 920 лордов урезаны давно и коротко. В худшем случае (и главным образом теоретически) они могут задержать билль - законопроект - на год, но и то не билль, предусматривающий ассигнование денег: такие позволено волынить лишь в пределах месяца. Да лорды на многое и не претендуют. Наследственные пэры и возведенные в пэрство, сошедшие со сцены и теперь забытые политические знаменитости довольствуются тем, что могут вольготно высказаться почти на любую тему и даже рассчитывать, что «Таймс» процитирует их утром пятью строками. Последствия не беспокоят их: разжалованию пэры не подлежат, серьезного внимания на них никто не обращает - бури не будет. Обязанностей - никаких. Ответственности - тоже. За присутствие на заседании лорд вправе претендовать на четыре с половиной гинеи. Для кворума достаточно и трех человек. И есть где понежиться на старости лет, подремать в красноватом от витражей полумраке, предаться воспоминаниям в почтенной компании знатных фамилий, некогда громких имен и бронзовых статуй восемнадцати баронов, заставивших в 1215 году короля Иоанна подписать Магну карту - Великую хартию вольностей. Словом, палата лордов погоды не делает. Это - занятие палаты общин.
Она вправе законодательствовать, вызывать любого гражданина в качестве свидетеля, допрашивать государственных служащих, наказывать редакторов газет, интерпретировать законы по своему разумению. Она настолько щепетильна в своей независимости, что не считает себя связанной даже законами, принятыми палатой предыдущих созывов (в противном случае был бы нарушен ее суверенитет), или прошлыми судебными решениями и вправе даже продлить срок собственных полномочий, ограниченный парламентским актом 1911 года пятью годами. И она держится за эти права и за все их традиционное обрамление. И внешне кажется, что все так
