Жюль Верн - Дунайский лоцман
Если бежать таким образом оказалось невозможно, следовало искать другие средства. Может быть, удастся вырвать один из косяков окна и расширить отверстие.
Однако для этого надо возвратиться в каюту, а Ладко понял, что и это неисполнимо. Он не мог двигаться ни вперед, ни назад и, если не позовет на помощь, неизбежно принужден будет оставаться в этой мучительной позе.
Напрасно он бился. Все было бесполезно. Он попал в ловушку.
Сергей Ладко перевел дыхание, когда неожиданный шум шагов заставил ощутить неизбывное отчаяние. Приближалась новая грозная опасность; произошло то, чего не случалось за время его пребывания в темнице: у двери остановились, шарили ключом возле замочной скважины, вставили ключ…
Движимый отчаянием, лоцман напряг мускулы в сверхчеловеческом усилии…
Тем временем ключ повернулся в замке… щелкнул пружиной… оставалось только толкнуть дверь.
Глава XII
ИМЕНЕМ ЗАКОНА
Открыв дверь, Стрига в нерешительности остановился на пороге. В каюте было совершенно темно. Он ничего не видел, кроме смутного прямоугольника окна. Где-то в углу валяется пленник, но его не различишь.
— Титча! — нетерпеливо позвал Стрига.— Свету!
Титча поспешил принести фонарь, дрожащий блик осветил каюту. Двое обежали ее быстрым взглядом, удивленно посмотрели друг на друга. Каюта оказалась пуста. На полу — обрывки веревок, порванная брошенная одежда и никаких следов пленника.
— Ты объяснишь мне…— начал Стрига.
Вместо ответа Титча бросился к окну и провел пальцем по косяку.
— Удрал,— сказал он, показывая окровавленный палец.
— Удрал! — с проклятием повторил Стрига.
— Но недавно,— продолжал Титча.— Кровь еще свежая. Впрочем, не прошло и двух часов, как я приносил ему еду.
— И ты ничего не заметил?
— Совершенно ничего. Он был связан, как сосиска.
— Дурак,— заворчал Стрига.
Титча распростер руки, ясно выразив этим жестом, что он не понимает, как произошло бегство, и что, во всяком случае, не считает себя виноватым. Стрига этим не удовлетворился.
— Да, дурак,— повторил он яростно, вырвал фонарь из рук пособника и провел расплывчатым лучом по каюте.— Надо было почаще посещать пленника и не доверять видимости… Ага! Смотри на этот кусок железа, отполированный трением. Это им он перетер веревку… Ему понадобились на это дни и дни… И ты не заметил ничего!… Можно ли быть таким ослом!
— Когда ты кончишь? — возразил Титча, в свою очередь рассердившись.— Что я тебе, собака?… Раз уж тебе так нужен был этот Драгош, сторожил бы его сам!
— У меня хватает других обязанностей и забот,— сказал Стрига.— Но прежде всего, Драгоша ли мы тут держали?
— Так кто же это, по-твоему?
— А я знаю? Я вправе предполагать что угодно, раз ты так выполняешь поручения. Ты его узнал, когда схватил?
— Не могу поклясться, что узнал,— сознался Титча,— потому что он сидел спиной…
— Эх!…
— Но я прекрасно узнал лодку. Это та самая, которую ты мне показывал в Вене. Уж в этом-то я уверен.
— Лодка!… Лодка!… Наконец каков он был, твой пленник? Высокий?
Сергей Ладко и Иван Стрига были совершенно одинакового роста. Но лежащий человек кажется, неизвестно почему, гораздо выше стоящего, а Титча видел лоцмана только распростертым на полу тюрьмы. Вот почему он без всяких колебаний ответил:
— На голову выше тебя!
— Это не Драгош! — пробормотал Стрига, который знал, что он выше сыщика. Он раздумывал несколько мгновений, потом спросил: — Походил он на кого-нибудь из твоих знакомых?
— Моих знакомых?— возразил Титча.— Ничуть!…
— Например, не смахивал ли он на Ладко?
— С чего ты взял? — вскричал Титча.— За каким чертом Драгош будет смахивать на Ладко?
— А если нашим пленником был не Драгош?
— Тем более он не мог был Ладко, его-то я знаю достаточно, черт побери, чтобы не ошибиться.
— Отвечай на мои вопросы,— настаивал Стрига.— Походил он на Ладко?
— Ты бредишь,— протестовал Титча.— Прежде всего, у Ладко борода, а у пленника не было.
— Бороду можно сбрить,— заметил Стрига.
— Я не спорю… А потом, наш пленник носил очки.
Стрига пожал плечами.
— Брюнет он или блондин?
— Брюнет,— убежденно ответил Титча.
— Ты в этом уверен?
— Вполне!
— Тогда это не Ладко!…— снова проворчал Стрига.— Это должен быть Илиа Бруш…
— Какой Илиа Бруш?
— Рыболов.
— Ба! — воскликнул ошеломленный Титча.— Но если пленник не был ни Ладко, ни Драгошем, тогда не важно, что он улизнул.
Стрига, не отвечая, приблизился, в свою очередь, к окну. Осмотрел следы крови, высунул голову наружу и напрасно пытался рассмотреть что-нибудь в темноте.
— Давно ли он скрылся? — спросил он вполголоса.
— Не больше двух часов, я уже говорил,— ответил Титча.
— Ну, тогда он далеко! — вскричал Стрига, с трудом подавляя гнев. После момента раздумья он прибавил: — Сейчас делать нечего. Ночь слишком темна. Птичка улетела, доброго пути! А мы пустимся в путь перед рассветом, чтобы как можно скорее оставить позади Белград.
Мгновение он оставался в задумчивости, потом, не говоря ни слова, оставил каюту и вошел в противоположную. Титча навострил уши. Сначала он не слышал ничего; но скоро через закрытую дверь на него донеслись постепенно усиливающиеся раскаты атаманского голоса. С презрением пожав плечами, Титча пошел спать.
Стрига неверно рассуждал о бесполезности немедленных поисков: беглец ушел недалеко.
Услышав скрип ключа в замке, Сергей Ладко, отчаянно рванувшись, преодолел препятствие. Под яростным напором мускулов сначала плечо, потом бедро проскочили, он проскользнул сквозь узкое окошко, как стрела, и упал головой вперед в дунайскую воду, та почти бесшумно расступилась и сомкнулась над ним. Когда Ладко вынырнул, течение уже отнесло его от места падения. Он очутился за кормой шаланды, перед ним лежал свободный путь.
Он решил дать потоку отнести себя подальше. Когда окажется вне досягаемости, он поплывет к одному из берегов. Правда, он явится гуда голым, и это создаст большие трудности, но что поделаешь… Самое важное — удалиться от плавучей тюрьмы. А на берегу будет видно.
Внезапно перед ним во мраке возникла небольшая темная масса другого судна. Каково же было его волнение, когда он узнал свою баржу, что шла за шаландой на буксире! Он уцепился за руль и на мгновение замер неподвижно.
В ночной тишине он услышал голоса. Без сомнения, спорили об обстоятельствах его бегства. Он ждал, высунув только голову из непроницаемого покрова темной воды, скрывавшей его.
