Владислав Корякин - Русанов
В целом вклад Крестинина в географию Новой Земли переоценить невозможно, тем более что подобной работы на Западе не появлялось по той причине, что пределы и размеры даже самых изученных полярных территорий (таких, как Гренландия или Шпицберген) еще не были установлены. Его деятельность в «Клевретстве», как и публикация «Географического известия о Новой Земле…», с учетом накопления поморами обширной информации о природе северных островов, которой они охотно делились с учеными, по сути положили начало возникновению в Архангельске своего самостоятельного научного центра, предшественника современных «городов науки», что не имеет прецедента в истории России — чего-либо подобного на ее периферии в то время не наблюдается. Но это самое перспективное и совершенно не случайное начинание прервалось с безвременной гибелью самого Крестинина в 1795 году. Как и в других известных случаях на протяжении мировой истории от Джордано Бруно и до Андрея Дмитриевича Сахарова, наиболее активные исследователи нередко вступают в конфликт с «власть предержащими». Примерно так же произошло и с Крестининым, когда он подал в городской магистрат «Хронологическую записку о взыскании с мещанского общества подушной недоимки», по мнению «отцов города», содержавшую «многих непристойных, дерских и к настоящему делу немало неприличных изречений», за что член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук был приговорен к наказанию кнутом и ссылке в Сибирь, от чего его избавила только преждевременная смерть под стражей. Издавая описание академической экспедиции 1772 года академика Лепехина уже после смерти «шефа», его сподвижник и продолжатель академик Озерецков-ский полностью включил в это издание работу Крестинина, которая стала ему, таким образом, памятником на века.
Минеральные богатства Новой Земли продолжали привлекать внимание специалистов. В 1807 году на средства графа Румянцева к архипелагу отправилась экспедиция горного чиновника Василия Лудлова на яхте «Пчела», которой командовал отставной штурман Григорий Поспелов, хотя «и не имел он и возможности сделать точной описи берегов Новой Земли, им виденных; но, заметив с самого начала несходство карт, ему данных, с истиной, брал он часто пеленги, замечал положение берегов и по этим данным составил неплохую карту… от Костина Шара до Маточкина» (Литке, 1948, с. 84). Лудлов посетил губу Серебрянка, не обнаружив здесь ни малейшего признака серебряных руд. Из других полезных ископаемых он сообщил о признаках серы и медного колчедана, полагая, что в будущем «Новая Земля заслуживает точнейших исследований минералических» (Визе, 1948, с. 96).
Поскольку интерес к Новой Земле как у предпринимателей, так и у моряков оставался, правительство решило снарядить к ее берегам в 1819 году очередную морскую экспедицию на бриге «Новая Земля» под начальством лейтенанта Андрея Петровича Лазарева, представителя известнейшей фамилии в истории российского флота (один из его братьев — Михаил Петрович является открывателем Антарктиды, другой — Алексей Петрович участником кругосветного плавания на шлюпе «Благонамеренный»). Однако на этот раз он не стяжал славы в арктических водах, поскольку так и не достиг поставленной цели из-за массовых заболеваний в экипаже. Когда его корабль уже в середине сентября возвратился в Архангельск, «девятнадцать человек нижних чинов немедленно надлежало свезти в госпиталь. Три окончили жизнь еще до прибытия к порту» (Визе, 1948, с. 96).
Дальнейшие рекогносцировки побережья, его опись и съемки были поручены также военному моряку лейтенанту Федору Петровичу Литке, поначалу мало считавшемуся с деятельностью предшественников, что не однажды ставило его в сложное положение. Его первое плавание в 1821 году оказалось сугубо разведочным как с точки зрения навигации в полярных водах, так и в части исследований берегов. У юго-западного побережья архипелага он встретил сложную ледовую обстановку из-за массы льда, поступавшего через Карские Ворота с холодным течением, названным позднее в его честь. Потратив много времени на лавировку во льдах, он лишь 6 сентября достиг Машигиной губы, не обнаружив по пути к ней входа в Маточкин Шар, полагаясь лишь на изданные карты, — ведомственный снобизм, свойственный остзейскому офицерству, оказал ему дурную услугу. Уже миновав вход в Маточкин Шар, Литке пытался исправить положение, обратившись к унтер-офицеру из поморов Сми-ренникову, бывавшему на Новой Земле, но южнее, который, разумеется, не мог опознать незнакомого берега. Заключение Литке было однозначным: «На показания человека неморского (то есть не морского офицера! — В. К.) совсем полагаться нельзя» (1948, с. 131). К чести самого Литке надо отметить, что, возвратившись в Архангельск и ознакомившись с картами предшественников (в первую очередь Поспелова), он понял причины собственной неудачи и сделал правильные выводы.
Во втором плавании в навигацию 1822 года, оказавшись 19 августа у берегов Новой Земли, Литке понял, что в прошлогодних поисках Маточкина Шара вход в него он принял за залив, однако неудачи продолжались, порой не по его вине. Так, в описание важнейшего ориентира побережья севернее полуострова Адмиралтейства с характерной «одной превысокой, имеющей вид палатки горою», названной им в честь Крузенштерна, при публикации вкралась очевидная опечатка в величину широты, тем более досадная, что эта гора оказалась наивысшей среди остальных — 1547 метров по современным данным, отчего на многих картах она показывается безымянной. Зато Смиренников теперь в глазах командира восстановил свою репутацию, легко опознав при входе в Маточкин Шар остров Паньков, на котором до службы однажды провел целое лето. При дальнейшем плавании к северу на подходах к Машигиной губе была обнаружена новая губа — Литке назвал ее в честь дальнего родственника капитана 1-го ранга Сульменева, не имевшего к Новой Земле никакого отношения. Он также подтвердил, что остров Адмиралтейства, как это еще описали спутники Баренца, отделяется от Северного острова проливом, но уже недоступным для парусных судов из-за малых глубин. Буквально двое суток спустя Литке посчитал, что поставленная задача по достижению северных пределов Новой Земли выполнена, хотя по его определению мыс Желания оказался почти на полградуса южнее, чем у Баренца. Все остальное как будто зрительно совпадало с картой — и небольшие островки, которые он принял за острова Оранские, и крупный ледник (Литке первый использовал этот термин для Новой Земли вместо привычного для моряков «ледяные горы») на подходе к ним, опознанный Литке в качестве Ледяного мыса. Однако это была очередная ошибка… Общее впечатление от открывшейся его взгляду картины Литке выразил слова ми стихотворца: «И мнится, жизни в той стране от века не бывало». При возвращении в устье Маточкина Шара был определен астропункт — тем самым внесены некоторые исправления в съемки Розмыслова. Сам Литке подвел такой итог вояжу 1822 года: «Во вторую экспедицию совершено было гораздо более, нежели в первую. Высшее начальство трудами нашими было довольно» (1948, с. 195).
