Владислав Корякин - Русанов
Другие суть самые береги, состоящие в крутых утесах, со льдами соединенных» (Перевалов, 1949, с. 162) — первое подразделение в мировой гляциологической литературе всех ледников на горные и материковые. Как величайшего теоретика, самого известного помора меньше интересовала просто географическая характеристика отдельных архипелагов и других местностей — это задача исследователей иного уровня, в чем наши предки тоже не подкачали. После их рассказов другой российский академик, выходец из Франции, Петр Людовик Ле Руа (тот самый, что описал робинзонаду четырех поморов на Шпицбергене в 40-х годах XVIII века, о чем будет рассказано ниже) выдал свою точку зрения на природу архипелага: «Новая Земля свойственно не есть остров… но куча льду, который от времени до времени умножился и собирался в одно место и так представился путешествующим» (1975, с. 39). Порой в сообщениях иностранцев реалии Новой Земли было трудно отличить от вымысла, что, например, характерно для книги «Мемории о самоедах», вышедшей в Кенигсберге в 1762 году, где приводится следующее описание Маточкина Шара: «Как раз посредине острова или, точнее, под 73 градусом северной широты на восточной стороне остров разрезается каналом или проливом, который поворачивает на NW, выходит в северное море на западной стороне, деля остров на две почти равные половины. Неизвестно, доступен ли этот пролив для мореплавания; он, несомненно, всегда бывает покрыт льдом, и по этой причине пролив не мог быть хорошо исследован» (Визе, 1948, с. 94). Возможно, ссылки на тяжелую ледовую обстановку в Маточкином Шаре действительно отражали условия «малого ледникового периода», но уже в скором времени эти сведения были опровергнуты.
В XVIII веке поморы не только снабжали исследователей необходимой природной информацией, но порой и сами принимали активное участие в изучении Новой Земли, как это имело место в 1768–1769 годах в первой, по мнению В. Ю. Визе, русской научной экспедиции на Новую Землю — уже поэтому она требует более детального описания.
Поводом для ее организации стало сообщение опытного в морском деле шуерецкого крестьянина кормщика Якова Чиракина, за плечами которого было девять зимовок, о том, что в 1766 году он «тогдашним летом одним небольшим проливом… оную Новую Землю проходил поперек насквозь на другое, называемое Карское море», причем он представил также снятый им план пролива и описание побережья от острова Междушарского до восточного устья Маточкина Шара. Архангельский купец Бармин для такого предприятия предоставил «кочмару», небольшое парусное судно грузоподъемностью около десяти тонн. Поскольку «добро» на экспедицию дала сама Екатерина II, она стала, таким образом, государственной. Помимо четырех военных моряков в ней приняло участие еще десять поморов, в их числе Чиракин. Научное оборудование экспедиции включало астрономический квадрант, астролябию, несколько компасов и лотов для промера глубин помимо «пасмурной трубы». Архангельский губернатор Головцын «по доброму своему поведению и совершенному знанию в науке» назначил начальником экспедиции «штурмана порутческого ранга» Федора Розмыслова, поскольку, как утверждал губернатор, «вы в мореплавании кормщика Чиракина превосходнее». Как мы увидим, подобное пренебрежение опытом поморов со стороны официальных лиц и на этот раз и в будущем имело самые неблагоприятные последствия.
Экспедиция получила крайне сложное невыполнимое задание: помимо съемки пролива Розмыслову поручалось при благоприятных условиях попытаться «не будет ли способов впредь испытать с того места воспринять путь в Северную Америку» — это сверх того, чтобы «осмотреть в точности, нет ли на Новой Земле каких руд и минералов, отличных и неординарных камней, хрусталя и иных каких курьезных вещей, соляных озер и тому подобного, и каких особливых ключей и вод, жемчужных раковин, и какие звери и птицы и в тамошних водах морских животные водятся, деревья и травы отменные и неординарные и тому подобных всякого рода любопытства достойных вещей и произрастаний натуральных». Для выполнения этой огромной естественно-научной программы у экспедиции не было ни средств, ни исполнителей. Мало этого — в «Наставлении» Розмыслову предусматривалось, «ежели благословлением Божиим Вами до реки Оби путь предпринят будет и Вы туда доедете благополучно, то сибирскому губернатору и кавалеру господину Чичерину дано с Вами в запас сообщение, чтобы Вас со всеми людьми принял под свою опеку». Похоже, не только иностранцы, но и сам архангельский губернатор не представлял реалий Новой Земли и полярных вод, что и проявилось уже в ближайшем будущем.
22 июля (по новому стилю) судно оставило Архангельск и довольно долго (почти месяц) добиралось до Новой Земли, где на побережье уже 22 августа выпал первый снег. 27 августа кочмара вошла в Маточкин Шар, его экипаж приступил к промеру, вскоре установив, что пролив «для прохождения судов глубинами весьма безопасен». Спустя почти две недели Розмыслов достиг восточного устья и убедился с ближайшего высокого побережья в отсутствии льда в Карском море. 16 сентября снег выпал при небольшом морозе, что послужило поводом для подготовки к зимовке в Тюленьем заливе (губа Белушья на Северном острове), где 23 сентября была выстроена изба. Вторую спустя три дня построили в десяти километрах юго-восточнее на мысе Дровяном уже на Южном острове — зимовать было решено двумя отдельными отрядами, равными по численности. В первых числах октября пролив замерз, а с 12 ноября наступила полярная ночь. «Зима, — отметил Розмыслов в своем описании зимовки, — происходила весьма крепко морозна, снежна и вихревата; ветры беспрестанные дули… снеги весьма глубоки, так что жилище наше занесено было двойным снегом, сколь оная высоту имело. И беспрестанная ночь при нас находилась… в трех месяцах мы уже не находили света немало и думали протчие, что уже не лишились ли мы дневного света навеки. И так мы во оной пустыне продолжали время свое весьма в худом здоровье…» Последнее замечание начальника экспедиции далеко не случайно, поскольку Чиракин заболел с самого начала зимовки и умер 28 ноября, и это было только началом, потому что к весне от цинги и других заболеваний вымерла половина участников экспедиции. Тем не менее, несмотря на эти потери, Розмыслов уже с мая приступил к астрономическим наблюдениям, а 22 мая «было приступлено к геодезическим работам», хотя люди продолжали гибнуть от болезней один за другим. В конце мая начали промер со льда, тем более что до середины июня толщина льда в проливе достигала двух аршин, а в июне приступили к описи берегов. 20 июля 1769 года «от идущих с гор ручьев» вскрылся лед в Тюленьем заливе, однако осмотр судна показал наличие течи, из-за которой вода в трюме за восемь часов поднималась на 35 сантиметров, причем дополнительная конопатка бортов привела лишь к тому, что «течь не весьма успокоилась». С началом августа лед в Маточкином Шаре взломало, но по проливу его носило еще целую декаду. Хотя к этому времени болезнь одолела самого Розмыслова настолько, что он передал руководство экспедицией своему помощнику Губину, подготовка судна к походу на Обь продолжалась своим чередом. 13 августа стало последним днем зимовки. Хотя Карское море выглядело свободным от льда, такая картина оказалась весьма обманчивой, и уже 15 августа в процессе плавания выяснилось, что «с верху мачты водяного проспекту не видно», и пришлось возвращаться к берегам Новой Земли, «дабы с худым судном не привести всех к напрасной смерти». Вынужденное возвращение привело кочмару в Незнаемый залив, на пути к которому скончался еще один человек — от всей экспедиции осталось всего шесть участников. В Маточкином Шаре Розмыслов встретил ладью помора Антона Ермолина, на судне которого оставшиеся в живых вернулись в Архангельск, бросив пришедшую в негодность кочмару в западном устье Маточкина Шара.
