Михаил Озеров - От Гринвича до экватора

Они требуют увеличения пенсий

Не знаю. Директор ничего не смог ответить мне, и я больше не видел Джилани.

Но в последнее время такие, как он, стали все громче поднимать голос, не желая быть гражданами второго сорта. Властям не понравился этот ропот, ведь темнокожий нужен им как не только дешевая, но и покорная рабочая сила. Они решили наказать иммигрантов с помощью неофашистов. Весной восемьдесят первого число нападений на «цветных» возросло в три раза по сравнению с предыдущим годом.

Иммигранты — забитые, униженные, не видящие света в конце туннеля безысходности — решили ответить на силу силой. И в лондонском квартале Брикстон, застроенном тесно прижавшимися друг к другу домами африканцев, дали отпор расистам.

Искра, вспыхнувшая в столице, зажгла пожары по всей стране. Начались необыкновенные для Англии события.

Языки пожаров высветили острейшие проблемы Британии. И не одну лишь проблему расизма. Рядом с темнокожими встали «истинные» англичане, которых правительство, по его уверениям, защищало от «цветной опасности». Их вывели на улицу безработица, нищета, отвратительное жилье.

Особенно много среди «бунтовщиков» было юношей и девушек. Неудивительно: 800 тысяч английских безработных моложе двадцати пяти лет. Впрочем, ту же мрачную картину можно наблюдать по всей Западной Европе. Люди, едва начавшие самостоятельную жизнь, у которых вроде бы все впереди, — поколение отверженных, они никому не нужны. Потому среди подростков так много самоубийц. Потому молодые студенты и рабочие выходят на баррикады.

«Жарким летом» восемьдесят первого года на глазах у всех сгорел образ Доброй Старой Англии. На газонах в великолепных лондонских парках бились в агонии люди, их кровь «портила» изумрудную траву. Всегда вроде бы преисполненная чувства собственного достоинства «Таймс» истерически визжала: «Так им! Бей их!» — и отводила целые полосы фотографиям избиений и драк.

А куда делась невозмутимость британских полицейских?! С перекошенными от злобы физиономиями они набрасывались на мальчиков и девочек, опускали на их головы тяжелые дубинки. Впрочем, дубинки, как и сабля, нагайка, уходят в прошлое: в Англии изобретен генератор, который вызывает вибрации воздуха, и люди по соседству с ним испытывают одновременно страх и острую боль. Если они находятся слишком близко от генератора, у них начинается кровоизлияние.

Однако генератор — дело будущего, пусть и недалекого. А пока «бобби» идут на молодежь с пластиковыми бомбами, водяными пушками, нервно-паралитическим газом «си-эс».

Теперь уже Англии не вернуть славу «тихого оазиса» Запада, эдакого уютного уголка, где царят терпимость и джентльменство, любовь к порядку и законопослушание. Перемена историческая, пожалуй, не меньшая, чем в свое время утрата титула «мастерской мира»!

Как сочувствовали «жарким летом» лондонские газеты предводительнице консерваторов Маргарет Тэтчер: бедняжка спит по три часа в сутки, побледнела, осунулась! Но толку от трудов премьерши не было: она пыталась тушить пожары отнюдь не с помощью брандспойтов. Открыла специальные тюрьмы для зачинщиков беспорядков. В спешном порядке провела испытания двух видов водяных пушек для разгона демонстраций — у какой струя сильнее — и пустила их в бой. Представила на рассмотрение парламента закон: если человек после команды полицейского «разойдись!» остается на месте, то он считается преступником.

Депутаты Вестминстера совершенно серьезно обсуждали и другие суперважные вопросы. Не стоит ли ввести порку бунтовщиков, которые моложе восемнадцати лет? Не сократить ли число яслей и детских садов; это заставит матерей бросить работу, и их места займут молодые люди? Заодно можно убить второго зайца: жены будут сидеть дома и семейные устои окрепнут.

В общем, «кормчие» Альбиона оказались во власти «имперской психологии».

Эта «психология» тяжелой ношей давит и на государственных мужей, определяющих внешнюю политику.

…В 12.30 утра я часто приезжал в Форин офис. За статуей герцога Кембриджского на Уайтхолле сворачивал в арку. Показывал пропуск полицейскому и двигался дальше. Метров через сто — новая проверка документов. Наконец машина попадает во двор массивного темно-коричневого здания со скульптурами античных богов на фасаде.

Раньше здесь размещалось министерство колоний. Потом его поглотило министерство по делам Содружества наций. А позже последнее объединилось с Форин офисом и стало министерством иностранных дел и по делам Содружества наций.

Внутри поистине имперский размах. Широкая лестница затянута бордовым ковром. С потолка свисают массивные хрустальные люстры. За витринами — регалии и медали сотрудников Форин офиса. Стены в красочных панно, пол в мозаике.

На видном месте в зале, где проходят брифинги (пресс-конференции для иностранных корреспондентов), — портрет генерала Джорджа Кэннинга, секретаря Форин офиса в начале XIX века: руки по-наполеоновски сложены на груди, металлический блеск в глазах. Под стать генералу другие бывшие секретари, портреты которых развешаны на стенах.

За длинным столом собираются пятнадцать — двадцать корреспондентов и восемь — десять сотрудников отдела печати Форин офиса. Тот, кто ведет пресс-конференцию, сидит во главе стола.

Дальше начинается настоящее состязание. Задача журналистов — узнать хоть что-то новое, интересное, а «мидовцев» — не сказать ничего лишнего.

Правда, иногда эмоции прорываются наружу даже у официальных лиц. Например:

— Между прочим, Уганда была нашей колонией целое столетие. А теперь они хотят, чтобы мы выступали в роли просителя!

И все-таки выступать подчас приходится.

В Лондон прибыл министр по делам нефти Саудовской Аравии. Его встречали торжественней, чем глав ведущих индустриальных государств. Газеты широко комментировали не то что каждое его слово — жест. Я наблюдал на пресс-конференции, как заискивали перед ним британские представители, как они радостно заулыбались, услышав обещание министра «подумать, что он может сделать для Англии в том случае, если ее поведение будет этого заслуживать». Казалось, будто строгий учитель разговаривает с нерадивым учеником. Что ж, нефть стала такой указкой, которая приводит в трепет английских «школьников»!

Но хотя британский лев теперь нередко машет хвостом перед теми, на кого недавно грозно рычал, он отнюдь не спешит уходить из кенийских джунглей, раскаленной Сахары, нагорий Шри Ланки — там есть чем поживиться!

Питер Катьявиви не спал. Он лежал с закрытыми глазами, а мысли блуждали в прошлом.