Михаил Озеров - От Гринвича до экватора
Уайтхолл упирается в Парламентскую площадь. На ней, а также внутри Вестминстерского аббатства и парламента, куда ни посмотришь — памятники. Большинство воздвигнуто в честь полководцев.
Да, культ тех, кто с мечом в руках укреплял мощь Британской империи, по сей день процветает на Альбионе.
«Комплекс сверхполноценности» наглядно проявляется в отношении к иммигрантам из бывших колоний Альбиона. Вот дословный рассказ человека, с которым я познакомился, побывав в «Арлингтон хауз» Это ночлежка для бездомных на севере Лондона.
Флит-стрит
«Мне сегодня повезло — попал сюда! Поделиться опытом?
Если вы хотите получить койку, надо прийти часов в двенадцать дня. К трем у «Арлингтон хауз» уже очередь на целый квартал. Сотни мужчин, и все оборванные, в стоптанных башмаках, небритые. Пускать начинают в пять, а через час швейцар вывешивает табличку: «Мест нет». Бездомных в Лондоне почти в десять раз больше, чем коек в ночлежках.
Вы просите, чтобы я рассказал о себе. Ладно. Зовут Асаф Джилани. Я пакистанец, мне тридцать один год. Приехал в Лондон из Карачи восемь лет назад. Поступил в университет на физический факультет. Окончил его, но устроиться никуда не мог: цветного не хотели брать. Лишь спустя почти год нашел работу — стал разносчиком газет. И это после университета! Но через десять месяцев меня и оттуда уволили.
Другой работы нет. Поэтому отказался от комнаты, которую снимал. Где я ночую? Чаще всего под мостом «Чаринг кросс» на набережной Темзы. Рядом стоит на приколе шхуна «Эспаньола». В ней — шикарный ресторан. Однажды ради любопытства я поглядел на меню, оно вывешено у входа: семга в вине, лобстер-термидор… Из ресторана по вечерам доносится музыка, смех.
В «Эспаньоле» ужинают богатые туристы. А потом для контраста они нередко наведываются под мост. Когда ко мне в первый раз подошли — это была группа шведов — и стали фотографировать, я разъярился. Но постепенно привык.
Под «Чаринг кросс» не всегда хватает места. Тогда я сплю на скамейке в парке или прямо на тротуаре, подстелив газеты.
Прошлой зимой мне никак не удавалось попасть в ночлежку или хотя бы устроиться под мостом. А погода стояла отвратительная: сырая, промозглая. Настроение у меня было ужасное, хоть бросайся в Темзу. И я решил позвонить «добрым самаритянам». Есть в Лондоне такое общество. Члены его круглые сутки дежурят в соборе святого Стефана и отвечают на телефонные звонки отчаявшихся, одиноких людей, утешают их.
Я набрал номер 1610. Трубку снял мужчина. Он спросил, что случилось, что меня угнетает. У него был приятный мягкий голос. К собственному удивлению, я взял и рассказал о своей жизни. Мужчина ответил: «Я понимаю, вам сейчас нелегко. Но все изменится к лучшему, поверьте. И обязательно приходите к нам, мы подробно поговорим. Считайте, что у вас появился друг».
Я, конечно, в общество не пошел. Но после звонка стало легче на душе. В кои веки услышал доброе человеческое слово!
…Вы считаете, что внутри это здание еще более мрачное, чем снаружи? Да, здесь грязно, через щели в стенах и разбитые окна врывается ветер. А плата за ночь немалая — пятьдесят пенсов. И все-таки я радуюсь, когда попадаю сюда — лучше, чем коротать ночь на улице!
Пойдемте, я покажу комнату. Вот моя кровать — одна из двенадцати, которые стоят тут. А это мое имущество. Оно нехитрое: мыльница, зубная щетка и полотенце. Надеюсь, вы извините, что я вас ничем не угощаю, единственное, что могу предложить, — вода из-под крана.
Мрачную картину я нарисовал? Но я цветной! Между прочим, добрая половина обитателей ночлежки — выходцы из Азии и Африки.
Как-то я нес газеты в редакцию «Дейли мейл». В проходном дворе меня остановили трое парней. Не сказав ни слова, они начали меня избивать. А убегая, крикнули: «Так будет с каждым черномазым». Я с трудом добрался до больницы.
Вы слышали о погроме на Брик-Лейн? В этом районе живут бенгальцы. Ночью там появилась группа парней. Они врывались в дома, ломали мебель, били людей.
У меня на Брик-Лейн есть знакомый. Он сказал: «Это только начало, я уверен. Дальше будет еще хуже».
Попадался ли вам в лондонском банке клерк с темным цветом кожи? Зато грузчики, которые таскают на почтамте мешки с посылками — одни цветные. Убирают мусор и подметают улицы тоже цветные. Нас берут лишь на грязную работу. А если иммигрант занимает равную с белым должность, то платят ему гораздо меньше.
Вы были рано утром на центральном рынке Лондона «Смитфилд»? Там полно цветных. Они приходят не за свиными окороками или индюшками, а чтобы купить по дешевке отходы. Из отходов можно что-то приготовить. На всех желающих их не хватает, поэтому очередь занимают с ночи, как в нашу ночлежку.
Домовладельцы часто отказываются сдавать комнату тем, кто приехал из Индии, Пакистана, Кении, Уганды. Замечали на домах объявление: «Только для европейцев»?
Кое-кто даже требует выбросить темнокожих из Англии. Мы будто бы отнимаем у англичан работу и жилье, да и вообще грозим растворить великую британскую нацию. Это расистские призывы. Но власти смотрят на них сквозь пальцы. А нас, между прочим, в стране почти два миллиона…
Будь моя воля, давно бы вернулся домой. Но где взять деньги на дорогу?..»
Асаф не докончил рассказ, у него начался приступ кашля. Я побежал за водой. В туалете кран был сломан. На первом этаже — та же история. Тогда я рванул дверь, на которой красовалась табличка: «Директор».
— Что вам угодно? — Из-за стола поднялся стопроцентный британский джентльмен — дородный, холеный, с седыми висками.
— У одного из ваших постояльцев сильный приступ. Нужен стакан воды.
Джентльмен с удивлением поднял брови: по таким пустякам его беспокоят? Потом молча забарабанил по столу пальцами, видно, взвешивал, каким способом выставить «нахала» за дверь. Пришлось показать удостоверение иностранного корреспондента. И вот я уже протягиваю Асафу стакан. Его зубы стучат по стеклу, он дрожит, лицо в поту.
— Извините, что доставил вам столько хлопот, — с трудом произносит он.
Мы договорились встретиться на следующий день. Но когда я пришел в «Арлингтон хауз», на его кровати сидел другой. Не знает ли он, где Асаф Джилани? Мужчина пожал плечами.
Асафа не было ни через два дня, ни через неделю.
Что с ним случилось? Не смог наскрести пятьдесят пенсов, чтобы заплатить за ночлег и спит теперь под одним из мостов на набережной Темзы, где облюбовали себе пристанище сотни безработных? Но тогда почему не подошел к ночлежке и не предупредил меня? А может быть, взял у кого-то в долг и вернулся на родину? Тоже маловероятно: кто даст в долг нищему «азиату», разве что такие же, как он, но те сами без гроша в кармане. Не попал ли в больницу с очередным приступом, либо — еще хуже — его снова жестоко избили?
