Джером Джером - Трое в лодке, не считая собаки
— Нет, не станем здесь останавливаться. Пройдем немножко дальше, посмотрим, не найдется ли другой дом с жимолостью.
Мы пошли дальше, пока не повстречали другой гостиницы. Эта также была очень мила, и на ней имелась жимолость — сбоку, на одной из стен, но Гаррису не понравился человек, стоявший у входной двери. Он нашел, что человек какой-то подозрительный, да и сапоги у него безобразные, и так мы отправились дальше. Прошли мы порядочно, не встречая больше гостиниц, и, наконец, нам подвернулся человек, которого мы попросили направить нас к таковым.
Он сказал:
— Да вы оттуда идете. Вам надо повернуть обратно, и вы придете прямо к «Оленю».
Мы отвечали:
— О, мы там побывали, но нам не понравилось — нет жимолости.
— Ну, когда так, — сказал он, — ступайте в Мэнор-Хаус, как раз напротив. Вы туда не заглядывали?
Гаррис возразил, что мы не желаем туда идти — нам не по нраву наружность человека, который там остановился, — не тот цвет волос, да и сапоги тоже.
— Ну, право, не знаю, что вам делать, — сказал наш советчик, — потому что это две единственных гостиницы в округе.
— Нет других гостиниц? — воскликнул Гаррис.
— Ни единой, — отвечал тот.
— Что же нам, наконец, предпринять? — продолжал восклицать Гаррис.
Тогда заговорил Джордж. Он сказал, что Гаррис и я можем, если хотим, построить для себя новую гостиницу и, кстати, заказать для нее и постояльцев. Что же касается него, он возвращается к «Оленю».
Великие умы никогда и ни в чем не осуществляют своих идеалов; вздыхая о бренности всех земных желаний, мы с Гаррисом последовали за Джорджем.
Притащили мы свои пожитки в гостиницу «Олень» и сложили их в передней.
Пришел хозяин и сказал:
— Добрый вечер, господа.
— О, добрый вечер! — сказал Джордж. — Нам нужны три кровати, пожалуйста.
— Очень сожалею, сэр, — сказал хозяин. — Но боюсь, что не сможем удовлетворить вас.
— Ну, да все равно, — сказал Джордж, — обойдемся и двумя. Двое из нас могут ведь спать на одной кровати! Не правда ли? — добавил он, обращаясь к нам с Гаррисом.
Гаррис сказал: «О да!» Он находил, что мы с Джорджем свободно можем спать на одной кровати.
— Очень сожалею, сэр, — повторил хозяин. — но, право же, у нас нет ни единой свободной кровати во всем доме. По правде говоря, мы и так уже кладем по два и даже по три джентльмена на одну кровать.
Здесь мы таки немножко опешили.
Но Гаррис, как подобает опытному путешественнику, и тут не растерялся и заметил с веселым смехом:
— Ну, делать нечего. Придется кое-как приспособиться. Пустите нас переночевать в бильярдную.
— Очень сожалею, сэр. Три джентльмена уже ночуют на бильярде, а двое — в кофейной. Никак не могу вас приютить.
Мы подобрали свои пожитки и перекочевали к Мэнор-Хаусу. Славный был домик. Я заметил, что он вроде как бы мне больше нравится, чем первый, а Гаррис добавил:
— О да, — нам будет здесь превосходно, и нечего нам смотреть на рыжего малого. Притом же бедняга не виноват, что у него рыжие волосы.
Гаррис говорил вполне доброжелательно и разумно. В Мэнор-Хаусе не стали тратить времени на выслушивания наших нужд. Хозяйка встретила нас на пороге заявлением, что мы четырнадцатая по счету компания, выставленная ею за последних полтора часа. Что же касается наших кротких напоминаний о конюшне, бильярдной и угольном погребе, она подвергла их глумлению: все эти уголки расхватаны уже давным-давно.
Не знает ли она местечка во всей деревне, где нас могли бы приютить на ночь?
— Ну, если вы невзыскательны — не забывайте, что это не рекомендация — но, пройдя полмили по Итонской дороге, увидите маленькую пивную.
Мы не стали дожидаться конца. Мы подхватили корзину, саквояжи, пальто, пледы и свертки и пустились бежать. Расстояние больше походило на милю, чем на полмили, но в конце концов мы достигли цели и бросились, запыхавшись, к прилавку.
Хозяева пивной были грубы. Они попросту посмеялись над нами. Во всем заведении всего только и было, что три кровати, на которых уже спало семь холостяков и две супружеских четы. Однако добросердечный лодочник, случайно оказавшийся в распивочной, выразил предположение, что мы можем попытать счастья у бакалейщика, рядом с «Оленем», и мы опять отправились восвояси.
У бакалейщика все было переполнено. Повстречавшаяся нам в лавке старушка любезно взялась проводить нас за четверть мили к своей знакомой даме, иногда сдававшей комнаты джентльменам.
Старушка шла очень медленно, и прошло двадцать минут, прежде чем мы добрались до ее знакомой дамы. В то время как мы ползли, она развлекала нас описанием различных болей в спине, которые испытывала.
Комнаты ее знакомой дамы оказались занятыми. Отсюда нас направили в № 27. № 27 был занят и направил в № 32, и № 32 также оказался занятым.
Тогда мы снова вышли на дорогу. Гаррис сел на корзину и сказал, что не пойдет дальше. Место кажется покойным, и он не прочь умереть здесь. Он попросил Джорджа и меня поцеловать за него мать и сказать всем его родственникам, что он прощает им и умирает счастливым.
В эту минуту явился ангел в образе маленького мальчика (не могу придумать более подходящего облика для замаскированной личности ангела), со жбаном пива в одной руке, а в другой — с чем-то прикрепленным к бечевке. Он спускал это нечто на каждый попадавшийся ему плоский камень и поднимал затем обратно, причем получался на редкость непривлекательный звук, выражающий страдание.
Мы спросили этого вестника небес (каковым он оказался впоследствии), не известно ли ему о каком-либо уединенном доме, с немногими обитателями (предпочтительны старушки или разбитые параличом мужчины), которых три доведенных до отчаяния человека легко могут вынудить уступить им свои постели; если же нет, то может ли он рекомендовать нам пустой свиной хлев, заброшенную печь для гашения извести или что-либо подобное? Никаких таких мест он не знал, но, если мы согласны пойти за ним, у его матери имеется лишняя комната, и он думает, что она сможет приютить нас на ночь.
Мы пали ему на шею тут же при луне и благословили его, и вышла бы поразительной красоты картина, если бы не то, что сам мальчик был чересчур потрясен нашим волнением, чтобы сдержать его наплыв, и опустился на землю, а мы все поверх него. Гаррис так обессилел от радости, что упал в обморок и вынужден был схватить жбан с пивом и выпить половину, чтобы привести себя в чувство, после чего пустился бежать, предоставив мне и Джорджу тащить за ним багаж.
Жилище мальчика оказалось маленьким домиком из четырех комнат, его мать — добрая душа! — дала нам к ужину горячей копченой ветчины, и мы доели все пять фунтов без остатка, а после пирог с вареньем и два чайника чаю, а после мы легли спать. В комнате имелось две кровати; одна — походная кровать в 2 фута 6 дюймов, в которой спали мы с Джорджем, причем связали себя друг с другом простыней, чтобы не выпасть из нее; а другая — кроватка мальчика, целиком предоставленная Гаррису, которого мы застали поутру с торчащими наружу двумя футами голых ног, и Джордж и я повесили на них полотенца, принимая ванну.
