По следам тунгусской катастрофы - Н. Васильев
Галина тем временем с мешочками ползает по склонам и «берет пробы», я разжигаю костер, другой, третий. Нужна зола различных пород деревьев с северного и южного склонов. Сырые чурки горят неважно, приходится расщеплять их на тоненькие лучинки. Только костер из сухостоя пылает вовсю. Но вскоре начинается противный дождь. Костры из сырых щепок гаснут один за другим. Делать нечего — лезем в палатку.
Сидим. Беседуем. Вначале о делах текущих, потом о прошедших, о будущих, о строении атомного ядра и полупроводниках, о международной жизни, от которой отстали на месяц, и о… да, собственно говоря, обо всем, кроме лирики. Это тема запретная. А впрочем, можно говорить и о лирике, и о любви, и о чем только душе угодно. Это только некоторые начинающие туристы из числа пижонов считают, что в тайге все позволено. Да не в меру заботливые мамаши боятся, как бы не обидели в походе их дочку.
Действительно, в походе, во время полевой работы и ребята и девчата едят из одного котелка, иногда одной ложкой, пьют одной кружкой, спят в одной палатке. И это сближает всех. Но сближает как товарищей, занятых одним делом, идущих к единой цели одной дорогой. А пижоны — пижонов в тайге нет. Их маршруты не выходят за пределы ресторанов, танцулек, и с природой они сталкиваются разве что в городском саду. Так что, уважаемые папы и мамы, не бойтесь, если ваша дочь идет в сложный поход, где ей придется, может быть, неделями быть одной среди ребят. Это — товарищи, они не обидят. А вот насчет танцев, вечеров, ресторанов — подумайте — ей богу, они опаснее в этом смысле, чем десятки туристских походов.
…А дождь все льет. Галина, свернувшись клубочком, дремлет. Барабанная дробь дождя по крыше палатки напоминает какую-то дьявольскую симфонию, меняющую свой темп и ритм с каждым порывом ветра. Время от времени палатка озаряется отблесками молний, и в звуковое оформление концерта врываются звуки литавр.
Передо мной мысленно проходит весь наш путь от начала до конца. Собственно говоря, это уже почти конец. Еще день-два — и обратно. Нового эти дни вряд ли что принесут. Вспоминаются дни подготовки, рождение замыслов, планов. Вспоминаются первые встречи с «космонавтами»— Васильевым, Красновым, Шикаловым, Кандыбой…
Дождь кончился к утру. Снова за работу. Вечером нужно быть на Избах— подходит срок. Значит, выполнять придется программу-минимум: взять образцы древесины по склонам, прошлогодние и свежие листья разных деревьев, золу и угли сухостоя. К обеду заканчиваем сборы, и в путь. Времени в обрез, но не заглянуть на Чеко нельзя. Спускаемся с высотки. Всюду видны поваленные деревья. Вид их настолько примелькался, что бессознательно ведешь классификацию — «это Куликовский вывал», «это более поздние наслоения». У подножия густые заросли молодого сосняка, осины.
Частокол леса настолько тесен, что приходится буквально продираться (хорошо еще, что не прорубаться) сквозь заросли. Вот и Чеко.
Типичное таежное озеро. Формой оно напоминает боб, приросший к Кимчу своей северо-восточной стороной. Нет у него песчаных пляжей, каменистых террас. Суровые сосны и лиственницы, окружающие озеро со всех сторон, вплотную подходят к воде и дружелюбно кивают ветвями своему молчаливому соседу. Берега завалены буреломом. Сумрачно. На противоположной стороне — белая точка. Смотрим в бинокль. Лебедь. Горделивая осанка, высоко поднятая голова, длинная, слегка изогнутая белоснежная шея. Красиво… Но задерживаться долго нельзя. Нужно возвращаться.
Вечером вернулись. Первые, кого мы увидели, подходя к Метеоритной заимке, были Юрий с Руфой: значит, и западная, и восточная группы уже здесь. Начинаются обоюдные расспросы, на свет появляются записные книжки, и мы с головой уходим в длинные столбцы цифр. Вывод важен: по всем радиусам за пределами Котловины радиоактивность не выходит за пределы фона. В центре она несколько повышена.
Итак, 15 августа почти вся экспедиция собралась у Изб. Не хватало только двоих: Димы и Валерия. Они задерживались. Мы их ждали весь день 15-го, потом ночь и снова день. Ребята не приходили. Мы палили из ружей, кричали, но отвечало нам только гулкое таежное эхо. Уже двое суток, как истек контрольный срок. Беспокойство перешло в тревогу. Поздно вечером 15-го Плеханов собрал общий совет и обрисовал положение. Продуктов осталось на один день. Ждать больше нельзя. Нужно перестраивать работу по аварийному варианту. После небольшого совещания решили так: четверо — Плеханов, Кандыба, Краснов и Васильев — остаются на заимке и с утра 17-го начинают встречный поиск. Все наличные продукты оставляются им. Остальные, во главе с Журавлевым, форсированным маршем, на неприкосновенном запасе, идут в Ванавару, ставят в известность об аварии районные организации и поднимают тревогу.
Окончив совет, снова вышли на улицу, выстрелили в воздух. Тайга молчала по-прежнему. Сумрачно разошлись мы по своим местам и легли спать.
А в четыре часа утра Демин и Кувшинников, живые, здоровые и голодные, как волки, ввалились в избу Кулика.
В трехдневном Южном
(По материалам Д. Демина и В. Кувшинникова)
Как уже говорилось, Демин и Кувшинников были назначены в южную группу. Валерка, насидевшись в яме, буквально пенился энергией, и на него было приятно смотреть. Обвешавшись приборами, в сопровождении своры из четырех псов, ребята добрались до водопада и здесь разбили первый лагерь.
Работа им предстояла немалая, а срок был всего три дня. За это время они должны были, обойдя по амфитеатру сопок Южное болото с востока, взять пробы для металлометрии, а также образцы растительности с внутренних и внешних склонов холмов. Главной задачей маршрута было получение двенадцати образцов золы и углей различных древесных пород. Условились жечь для этой цели сухостой времен катастрофы, a из ныне растущих деревьев — березу, сосну, лиственницу и ольху. Первый лагерь был разбит близ Чургима. Хорошо было засыпать там, под шум водопада, у костра, рядом с сопящими псами!
Где-то поблизости среди камней ползали змеи, но во время ужина Валерий подробно рассказал, что нужно делать, если на кого-нибудь нападет змея, и оба «космонавта» чувствовали себя в безопасности.
На следующий день, сварив для
