Подари свою улыбку миру! - Гульжиан Павловна Садыкова
Я обратилась к Катерине: «Слушай, ведь ты так хвалила своего зятя, говорила, что он такой классный и самый лучший, вот прям – супер! Что же случилось?».
– Да, говорила, и верила! Кто знал, что он такой! Пить начал, гулять, руку на Таню поднимать, обижать ее, кричать…
– Что, и руку поднимал?!
– Ну, не поднимал, но к этому шло, короче от их любви, ничего не осталось, горькое воспоминание. Таня однажды приходит к себе домой, а там пусто, он все вывез, почти одни стены только стоят. Хорошо хоть квартира за нами осталась, мы ее сами покупали, не успели на них оформить.
– Сумейте во всем увидеть лучшее, не жалей, может это и к лучшему. Хотя, самой мне очень жаль, что все так получилось, я почему-то верила в Даурена.
Непроизвольно посыпались веселые реплики и шутки.
– Вот, блин, я что, выходит зря про него писала, как он на берегу свои песни так классно распевал, вот паразит! Ну ладно, теперь есть тема для продолжения следующей книги!
Все дружно и задорно рассмеялись. Эта веселая дискуссия пришлась как раз в первый вечер наших традиционных посиделок. Сидевшая рядом Светлана В., неоднозначно подметила: «Во-во, смотрите на Галку, как она все внимательно слушает, ведь ничего не упустит, точно напишет, все, о чем мы говорим!
Я продолжила: «А Танюшка-то сейчас где, как она?».
– Да вот, на время в Шемонаиху уехала, а там видно будет.
– У Татьяны такие данные! Она молодая, красивая, умная, ей не место отсиживаться здесь, в этом захолустье, с такими данными – только вперед, на большую сцену, к Звездам! Нельзя прятать такую красоту, пусть народ любуется, ей бы немного уверенности и упорства! И в кино, только в кино, сни-мать-ся!
И Катюша гордо заулыбалась за свою младшую дочурку. А через два дня вновь пригласила всех нас к себе в гости.
Мы планировали провести этот вечер в своем кругу. Уют и спокойствие общения лишь изредка нарушали озорные Карина и Рамиль. Катерина сердобольно накрывала стол, заранее наготовив массу угощений, и мы превосходно продолжили веселье, просто радуясь жизни. Катя за разговором вспомнила о своем среднем сыне Амантухе, как было принято его называть в нашем кругу. А моя сестра, поддерживая ее, положительно отзывалась о нашем общем племяннике, по их мнению, человеке очень порядочном, толковом, понимающем. Катя больше говорила о нем и Танюшке, а про свою старшую дочь Галию, рассказывала мимоходом и кратко. Мы понимали, у нее-то дела обстояли прекрасно.
Наше превосходное настроение, почти мгновенно, подпортил своим появлением Тулеген, заявившийся со своей подобострастной подругой. Было ясно, здесь, под родительской крышей, ему не совсем были рады, так, терпели, в силу того, что он являлся, старшим сыном, и не более! Было время, когда он слыл совсем не плохим парнем, и даже в меру ответственным, целеустремленно планировал окончить вышку и стать военным. Так уж получилось, может, не повезло парню, вот думаю, тогда-то он и подломился.
Слабость не к лицу мужчине, а ведь все ему верили!
…Катя рассказывала, как после неудачной поездки в Алма-Ата, с провалом при поступлении в одно из военных заведений, ему предстояло возвращаться домой поездом более двух суток. Вообще-то командование, направившее таких как он ребят, должны были предусмотреть и этот вариант, обеспечивая парней положенным довольствием на тот случай, но не посчитали нужным. Вот и ехал наш племяш, с обидой и злостью на весь мир и несправедливость в нем, на верхней полке общего вагона, голодный и опечаленный. В кармане не было денег даже на хлеб, от стыда делал вид, что все это время отсыпается. Когда сводило живот, вставал, чтоб просто попить воды. И никто не предложил руку помощи!
Когда я слушала этот проникновенный моралью дикий эпизод, то невольно думала и даже возмутилась: «Да господи! Ну, к чему эта его гордыня! Ведь все мы дети Земли! Промолчал, сломался, зачем!?! Ну, к чему этот не уместный стыд, когда такое может произойти с любым и с каждым, ведь от этого никто не застрахован! Надо было подойти к любой женщине, проводнице, объяснить ситуацию! Мир не без добрых людей! Ведь и поняли бы его, и помогли бы, и самому веселее бы стало возвращаться домой! А так, ну кого винить, власть, судьбу? Это неправильно. Просто ему сейчас так удобно, зато теперь есть отговорки, мол, вот, если бы не тот случай, был бы сейчас большим человеком, с большой буквы! А что мешает, и это не в полные тридцать лет!?! Всему виной собственная лень, глупость и эгоизм. Проще всего напиться, а еще лучше за чужой счет, забыться, набить кому-то рожу, и главное, ничего не делать! Вот эта жизнь!».
Хотелось бы пожелать ему, этому здоровому, крепкому парню: «Одумайся, дорогой, ведь у тебя столько неисчерпанных возможностей и сил! Было бы желание! Все в твоих руках!».
…С появлением Тулегена и его соратницы, у всех нас пропало всякое желание продолжать начатую нами тему разговора, поскольку нежеланные гости вели себя абсолютно бестактно и вызывающе. От внешнего несвежего вида парочки веяло несколько неопрятностью и пофигизмом. Мы понимали причину их столь неожиданного и совсем нежеланного появления, хотя их визит, как нельзя, был вполне запланированным и целенаправленным. Неприятно уплетая и чавкая, Тулеген только и успевал подливать себе в стопку, между делом обращаясь ко мне, совсем с неуместными расспросами и рассуждениями: «Тетя Галя, а вы, говорят, уже книгу написали и издали! Я надеюсь, про меня там ничего плохого не написано?!»
– А ты, дорогой мой, вообще этого еще не заслужил!
– Хи-хи-хи, нет, ну, правда, я ведь не плохой! Вот и мама скажет.
– Ага, а чего ты вдруг защищаешься, будучи уверенным, что о тебе обязательно гадость напишут! Хороший! А сам «не просыхаешь», впрочем, это не мое дело, хотя раньше нам всем была не безразлична твоя судьба! Тебя очень любили дед с бабулей, возлагали большие надежды!
– Теть Галь, а это правда, что вас Руслан из дома выгнал? – и посмотрел на меня такими бесконечно безумными глазами, в которых отразились лишь непонимание, безразличие, хамство и невоспитанность.
– Ну и какая же сорока или сволочь тебе донесла такую нелепую информацию, ты сам-то подумал, что сказал?!
– М-м-м-да вот, говорят…, и резко оборвал сам себя, так как Катя, изменившись в лице, резко двинула его ногой под столом, надеясь, что
