Юрий Иванов - Острова на горизонте
Вначале котенок вырывался из крепких пальцев Коли, а потом успокоился: вода хоть и немного, но освежала перегретое тело.
Жара донимала, мучила, и котенок вскоре научился самостоятельно принимать водяные ванны, без страха входя под тугие струи.
Сложнее обстояло дело с Анной Петровной, и тут уж он был виноват сам: как-то стянул с камбуза кусок мяса… С тех пор, стоило лишь котенку появиться возле камбуза, она тотчас хваталась за веник. Став взрослее, Пурш навсегда оставил попытки обрести дружбу с поварихой.
До трехмесячного возраста Пурш и не представлял себе, что на свете существует еще что-либо, кроме траулера, океана и неба. Правда, мы за это время посетили порты двух стран, запасаясь пресной водой и продуктами, но оба раза траулер стоял на рейде, и Пурш не обращал особого внимания на далекий берег.
И вот наступил день великого познания суши. Я так торжественно называю это событие потому, что встреча с сушей просто потрясла нашего котишку. Еще бы: день за днем одна вода! Вода со всех сторон, вода тихая, ласковая, уютно покачивающая траулер и вода ревущая, грохочущая, вкатывающаяся с громом на палубу. Вода, швыряющая судно с волны на волну, как будто это вовсе и не стальная громада, а жалкая щепка. Все это уже было привычным, и вдруг…
День был теплым и тихим. В этих широтах, а подходили мы к северо-восточному побережью Южной Америки, была зима и температура днем не поднималась выше двадцати шести градусов.
Еще с вечера мы помыли до блеска палубу и убрали промысловое снаряжение в трюм. Не понимая, что происходит, но ощущая общее возбуждение и радостное, приподнятое настроение, Пурш бродил из каюты в каюту и, подрыгивая хвостом, внимательно всматривался зелеными глазами в лица моряков: что случилось? Отчего все так громко, возбужденно переговариваются?
— Суша, старик! — сказал коту Коля Пончик. — Понимаешь? Суша!… Сейчас ты увидишь деревья, траву, цветы.
Нам предстояло пройти два десятка миль по глубокой, но узкой и извилистой реке Суринам, чтобы достичь пирсов порта Парамарибо, затерявшегося в джунглях Южной Америки.
Мы поднялись на верхний мостик. Ну вот и река. Из ее устья вытекала в океан коричневая, словно какао, вода. С криками летели птицы, порой рыбы всплескивали то справа, то слева, и по воде расходились большие круги. Далекие берега начали быстро сходиться, и теперь уже можно было увидеть ветвистые деревья, опутанные лианами; стройные пальмы с пушистыми, лохматыми, будто нерасчесанные волосы, кронами и кустарники, сплошь покрытые ярко-красными и синими цветами.
Берега сдвигались, река делала крутые повороты, и порой мы подходили к суше так близко, что казалось: вот-вот зацепим мачтами за толстенные ветки незнакомых деревьев, раскинувшихся над водой.
Сверкая глазами, с удивлением поглядывая на нас, Пурш метался по мостику и вскрикивал сдавленным голосом: ничего подобного он себе и представить не мог. Еще бы! Нам с Пончиком тоже никогда не приходилось бывать в джунглях Южной Америки, а разве не об этом мы мечтали в детстве? Странные звуки неслись из зеленой, непроницаемой для взгляда чащобы. Какое-то движение ощущалось там, сотни пар глаз следят за нами… Вот стая зеленых попугаев с трескучими криками пролетела над палубой траулера, и Пурш, прижавшись животом к палубному настилу, подполз ко мне. Я взял его на руки и почувствовал, как бешено колотится его маленькое сердце. Странные, незнакомые запахи текут над рекой. Удушающе сладко пахнет цветами и горько-гниющими листьями.
— Крокодил! — воскликнул Коля. — Аллигатор!
Крокодил-аллигатор, как толстое, покрытое зеленью бревно, валялся на отмели. Заслышав траулер, он шевельнулся и нехотя сполз в воду.
— И не покупаешься тут, — сказал Коля с таким разочарованием, будто именно для купания мы и направлялись в Парамарибо. — Хамкнет такой дядя и только пуговицы выплюнет. Хо, макаки!
Макаки там или нет, но несколько обезьян сидело на толстой ветви, повисшей над водой. Завидя нас, они заверещали, а одна швырнула в сторону траулера тяжелый бурый плод. Не долетев, плод упал в мутную воду и проплыл метра два, но вдруг что-то там взбулькнуло, и плод исчез. Рыбина его, наверно, какая-нибудь зубастая проглотила.
— М-да, придется обойтись без купания, — окончательно решил Коля. — А то ведь и пуговиц от тебя не останется. Как считаешь?
Гладя нервно вздрагивающего Пурша, я согласился с ним.
Вскоре наш траулер прижался бортом к деревянным сваям дощатого пирса, на котором толпились смуглые, шумливые жители Парамарибо, прибежавшие поглядеть на советское судно, впервые завернувшее в их порт, и бродили тощие, поджарые собаки. Это были бездомные, портовые псы, клянчащие у моряков куски хлеба.
После обеда мы отправились на берег. Я то нес кота на руках, то опускал его, и Пурш, к медному кольцу которого был привязан крепкий шпагатик, бежал рядом. Перед приходом в Парамарибо мы с Колей по очереди дней десять приучали кота к такому способу передвижения.
— В парк, не так ли? — предложил Коля. — Там разные пальмы, тропические птицы и стая обезьян. Шипшандлер[1] рассказывает, что они однажды женщину утащили.
— Ах, я боюсь! — жеманно воскликнула Анна Петровна, увязавшаяся за нами, и повела могучими плечами, которым мог бы позавидовать штангист. — А вдруг они и меня утащат?
— К сожалению, там обитают лишь мартышки, — засмеялся Коля, окидывая взглядом величественную фигуру поварихи. — Вот если бы гориллы…
Городок Парамарибо оказался небольшим: мы всего с полчаса шли по его узким, обсаженным пальмами улочкам. Шли, с интересом разглядывая невысокие — двухэтажные — деревянные домики под черепичными крышами, домики, раскрашенные в яркие тона: зеленые, синие, красные, — а потом незаметно вошли в городской парк, сливающийся с подступившими к самому городу джунглями.
Тут было пустынно и дико. Узенькая, усыпанная палыми листьями тропинка вилась между деревьями, тускло посверкивали в их зеленоватом сумраке небольшие озера, населенные множеством рыб и белыми цаплями. Шумно кричали и перелетали с дерева на дерево пестрые попугайчики. Порой над нашими головами с тугим гудением проносились фиолетовые жуки. Коля говорил, что это ядовитые навозники.
Потом мы вышли на залитую солнцем поляну. Росла тут ярко-зеленая трава и цветы, а над ними порхали пестрые бабочки с крыльями, как мне показалось, каждое величиной с ладонь.
Увидев бабочек, Пурш пришел в страшное смятение. Я отвязал шпагат от кольца-ошейника, и кот, оглядываясь в нашу сторону, неуверенно отправился в заросли травы.
