Тихон Пантюшенко - Тайны древних руин
—Это другой разговор.
Через минуту Маринка была рядом со мной.
—А почему ты считаешь, что тебе рисковать можно, а мне нельзя?— спросила она.
—Да потому что у меня такая профессия. Военный должен уметь все.
—А я, значит, для этой профессии не гожусь? Плохо же ты меня тогда знаешь.
—Гляди, Маринка, генуэзские башни-то почти рядом. Пошли посмотрим.
—Нет.
—Как нет? Я же их ни разу не видел. Это редкий исторический памятник. Ты сама мне об этом говорила,
—Нет.
—Не понимаю. Это же...
—Ты хочешь поссориться?
—Нет. Черт с ними, с этими башнями,— ответил я и подумал: «Почему она избегает этих башен? Что там уже такое может быть? И почему она ходит к ним одна?»
—Видишь внизу ручей? — спросила Маринка.
—Вижу.
—Там есть мое волшебное зеркальце. Мы с ним часто беседуем. Его я могу тебе показать.
Мы спустились вниз и попали в широкое ущелье, на дне которого протекал небольшой ручеек. В одном месте образовалось маленькое озерко. Из него ручеек выбегал и, петляя между прибрежных камней, впадал в Черное море. По бокам ущелья громоздились кустарники диких растений. Стоило мне подойти к ручейку и осмотреться вокруг, как меня охватило странное чувство чего-то необычного, непонятного и даже, я бы сказал, таинственного.
—Не бойся,— сказала Маринка, угадав мои мысли.— Здесь все знакомо мне. Подойди поближе и стань рядом со мною.
Я повиновался и посмотрел на спокойную гладь озерка. В нем отражалась наклонившаяся Маринка. В этом отражении были видны до мельчайших черточек и голова девушки, и платье, подол которого Маринка плотно обернула вокруг своих ног, и даже глаза цвета морской волны.
—Зеркальце мое, здравствуй!— произнесла Маринка. Голосом окружавших скал озерко ответило: «Здравствуй!»— и при этом заволновалось, покрылось мелкой рябыо.
—Мое волшебное зеркальце, скажи мне, милое: я красива?
—Красива,— повторили скалы.
Во мне боролись два чувства: смеяться или отнестись к этому вполне серьезно. Я понял, что весь секрет кроется в исключительных акустических свойствах этого ущелья. Резонанс создавался настолько сильный, что при разговоре поверхность озерка начинала волноваться. Критически отнестись к этому природному явлению и рассмеяться я не мог: это нарушило бы ту загадочную торжественность, которой прониклась Маринка. Меня осенила мысль— спрошу и я у маленького озерка:
—Волшебное зеркальце, скажи, пожалуйста, Маринка меня любит?
—Любит,— ответило озерко.
Маринка выпрямилась, улыбнулась, долго-долго смотрела мне в глаза, а потом повернулась к озерку и, наклонившись, спросила:
—Мое волшебное зеркальце, скажи, что это ложь.
—Это ложь,— ответило озерко и заволновалось.
—Весь секрет в том,— сказала Маринка,— что зеркальце говорит правду только мне и никому другому.
Голова моя пошла кругом. Я взял Маринку за локти и попытался привлечь ее к себе.
—Ой, Коля, какие у тебя глаза!— сказала Маринка, высвобождаясь из моих рук.—Такими я их еще не видела.
—Понятно.
Маринка вдруг сделалась серьезной и, подойдя ко мне вплотную и взяв меня за руку, сказала:
—Не сердись, пожалуйста,— и тихо добавила.— Я еще не знаю.
Солнце уже скрылось за морским горизонтом, исчезли тени, из глубины ущелья показалась первая волна стелющегося тумана.
—Здесь становится сыро. Может, пойдем отсюда? — спросила Маринка.
—Да, конечно,— согласился я.
Взявшись за руки, мы медленно начали выбираться из ущелья, теперь уже казавшегося мрачным и неприветливым. По мере того как мы поднимались вверх, закат все больше тускнел, а с востока надвигалась ночь. Слева от нас показались развалины генуэзских башен. Оттуда, казалось, сотнями вылетали летучие мыши. Кружась в воздухе, они издавали какие-то странные звуки, напоминавшие далекий' скрип телеги.
—Летают даже в кромешную тьму, и, поди ты, ни одна не разобьется о скалы. Вот приспособились!
—Не люблю я этих противных нетопырей,— ответила на мою мысль Маринка.
—Почему?— удивился я.— Ты знаешь, сколько они уничтожают насекомых и этим приносят пользы людям?
—Может, это и так. И все-таки я не люблю их. Возможно, за их родство с вампирами.
Одна летучая мышь пролетела в полуметре от меня. Я даже попытался схватить ее руками.
—Бесполезно,— сказала Маринка.— У них настолько совершенный эхолокатор, что его чувствительности уступает даже зрение.
Где-то внизу посыпались камни, и вслед за этим раздался душераздирающий крик и какая-то приглушенная возня.
—Что это? Уж не случилось ли какого-либо несчастья? — спросил я.
—Давай послушаем,— предложила Маринка. Прислушались. Возня утихла. Через минуту раздалось хлопанье крыльев какой-то сильной ночной птицы.
—А-а, совушка унесла свою добычу.
—А жертва кто?
—Ну как ты думаешь?
Я вспомнил свою недавнюю встречу с сурками и в связи с этим высказал свое предположение.
—Нет,— поправила меня Маринка.— Сурки ночью спят. Это скорее какой-нибудь заяц.
—Мы подошли к винограднику Хрусталевых. Над отрогами Крымских гор уже сияла луна.
—Ты видишь в море скалу? Прямо под луной,— спросила Маринка.
—Вижу.
—На что она похожа?
Я перебрал в своем воображении все, но так и не смог дать определенного ответа.
—Так-таки ничего и не напоминает?
Я пожал плечами.
—Эх ты,— упрекнула меня Маринка.— Никакой фантазии. Ну, присмотрись внимательнее, прибавь чуточку выдумки. Ну?
—Вроде голова человека,— ответил я не очень уверенно.
—Мы делаем успехи. А точнее?
—Русалка.
—Ур-ра! — закричала Маринка.
—Ты что? — засмеялся и я.— Всех на ноги поднимешь.
—Молодец, Коля. Только это не русалка, а спящая красавица. Слышал ли ты когда-нибудь о ней?
—Вообще о спящих красавицах слышал.
—Нет, не вообще, а именно об этой.
—Об этой не слышал.
—Так смотри же на красавицу и слушай.
Я неотрывно смотрел на лицо Маринки, озаренное светом луны.
—Куда же ты смотришь?
—Как ты сказала — на красавицу.
—Не на меня, а на вот ту, что в море.
—Я лучше буду смотреть на тебя и слушать.
—Тогда я не буду рассказывать.
Воздух становился все прохладнее, и я видел, как Маринка временами поеживается от холода. «Что-то надо предпринять,— подумал я.— Ведь совсем недавно она перенесла простуду».
—Давай решим так,— сказал я Маринке.— Я буду смотреть на твою спящую красавицу, а ты прислонись ко мне спиной и рассказывай. Я серьезно. Сейчас уже холодно. А тебе надо беречься простуды.
