Поль Ричардсон - Испания: поздний обед
Оставался единственный выход: надо сегодня же вечером пригласить моих новых друзей, Марию и Хосе, дочь и зятя Марисоль, на моллюсковый пир. Надеюсь, мы трое достаточно проголодаемся, чтобы легко управиться: на каждого придется по килограмму, а то и по два, если учесть, что большую часть веса составляют раковины.
Из окна небольшой квартирки Хосе и Марии мне было видно то место, где я только что побывал вместе с Берто. Существует особая теория, согласно которой идеальным является тот продукт, который употребляется в пищу на минимальном расстоянии от того места, где его произвели. Исходя из этого принципа, я нашел правильное решение для сегодняшнего ужина. Риа подобна огороду, где в полдень можно нарвать зелени или овощей, а вечером приготовить из них салат.
Французы могут сделать себе салат из петрушки, вина и лука-шалота, хотя лично я предпочел бы немного репчатого лука, глоток вина, соль и перец. Однако Мария, благослови ее Бог, просто очистила моллюсков, оторвала все, что на них наросло, и затем грела их в большом эмалированном котле до тех пор, пока не открылись створки раковин. Тогда она с трудом отволокла котел на стол, водрузила его на середину и сорвала у соседей один лимон, чтобы мы при желании могли обрызгать устриц лимонным соком. Такова вызывающая простота истинно испанской кухни — едоку как бы говорят: «Посмотрим, сможешь ли вкусить эту пищу в таком виде, в каком ее тебе подали».
На первый взгляд, в этом нашем позднем обеде не было ничего такого уж особенного. Но поскольку мы поглощали сочных свежеприготовленных моллюсков, напоминающих по цвету нежную лососину, запивая их вином «Рибейро» и заедая лучшим галисийским хлебом — ржаным, пряным, — у нас неожиданно получился импровизированный праздник морепродуктов.
Потом мы втроем сидели на застекленном балконе и смотрели на море. Наступило время прилива, и внизу на пляже плескались волны. Хосе был настроен пооткровенничать.
— Зачем мне нужно спутниковое телевидение, когда у меня такой вид из окон? Он заменяет мне экран телевизора! — И Хосе жестом указал вдаль. — Я вижу, как приходят суда и как они уходят. Я вижу на горизонте грозовые облака и не скучаю ни минуты. Знаешь, кто тот парень в оранжевой робе? Это мой друг, сейчас пойдет в море за крабами. Работает ночами, отсыпается до полудня, а затем везет свой улов на рынок. Неплохая жизнь. Хотя, пожалуй, я все-таки лучше устроился: сижу тут и смотрю себе, как он работает.
А тем временем человек, о котором мы говорили, освещенный мигающей единственной лампой, лениво загружал на палубу своей шлюпки множество крабовых ловушек. Его оранжевая роба таинственно мерцала в неверном свете лампы. Когда стало смеркаться и начался дождь, мы молча сидели со стаканами «Рибейро» в руках и наблюдали, как рыбак, пыхтя, выбрался из маленькой гавани и зашлепал по гладким водам Риа. Яркое пятнышко его оранжевой робы еще долго светилось вдали.
Провинция
Интересно, как живут люди в сельской местности? Я имею в виду настоящее, истинно деревенское сообщество людей, которые существуют за счет земли и знают, как ее обрабатывать. Крестьяне никогда не задумываются о том, что сельская местность красива или романтична, и у них вид вспаханного поля, рощи оливковых деревьев или виноградника вызывает примерно такие мысли: вот земельный участок, он позорно запущен (недостаточно ухожен, обработан как следует); красивыми деревьями эти люди считают те, что хорошо подстрижены и плодоносят. Мне давно хотелось посмотреть на сельскую жизнь изнутри, и вот теперь я кое-что об этом знаю, хотя и не слишком много.
В 2000 году я наконец покинул Ибицу, желая подыскать более спокойное, более дешевое место для проживания, подальше от угнетающего присутствия моря. После долгих поисков, которые я вел с переменным успехом, я в конце концов поселился в небольшом поселке в глубокой испанской провинции, так далеко от побережья, как это только было возможно. В самой глуши, на границе с Португалией, мы с Начо приобрели небольшую ферму с оливковыми деревьями и виноградником и занялись капитальным ремонтом. Мы обзавелись коровой, свиньями, цыплятами. Вскоре мы уже сами выращивали овощи и фрукты, применяли, так сказать, на практике все, чему учились много лет, но на этот раз действуя с большим размахом и большим успехом. У нас получалось даже то, чем мы раньше никогда не занимались: так, например, мы сами изготавливали вино и оливковое масло. Мне это очень нравилось: мы, что называется, совмещали полезное с приятным. За прошедшие пять лет я узнал многое о том, как производятся продукты питания в традиционных обществах Старого Света, узнал столько, что это превзошло мои самые смелые надежды.
О том, насколько глубока в современном западном обществе пропасть между реальной жизнью провинции и бытом городов, рассказывалось в одной из программ британского телевидения; выяснилось, что лондонские школьники не знают, как выглядит луковица. В Испании в начале XX века разрыв между двумя мирами был вызван не столько невежеством, сколько абсолютно разным качеством жизни.
Если к началу 20-х годов испанские города обрели блага современной цивилизации вроде электричества, телефона, водопровода и канализации, то в деревнях бытовые удобства долго еще находились в зачаточном состоянии, да вдобавок жителям сельской местности еще постоянно угрожали болезни и голод.
Я видел фотографии, сделанные в испанских деревнях в начале двадцатого века: на них запечатлены робкие, подозрительные, испуганные люди — их лица напоминают представителей людей исчезнувших или исчезающих цивилизаций.
Сто лет назад Испания во многих отношениях была скорее страной третьего мира, нежели первого. Даже в городах имелось не так уж много домов с водопроводом или канализацией, а в сельской местности подобная роскошь была немыслима. Врачи встречались редко, да и к тому же им надо было платить. Те, кто не мог себе это позволить, полагались на народную медицину: пили снадобья из трав, обращались к целителям и повитухам. Образование жители деревни получали самое примитивное, а учителям платили так мало, что родителям учеников приходилось их подкармливать, что, кстати, отражено в народном присловье: «Голодный, как учитель». Детей в семьях заставляли работать с раннего возраста: они пасли овец и свиньей, собирали фрукты. Всё, в том числе и занятия в школе, подчинялось распорядку сельскохозяйственных работ.
В первой половине XX века сельское хозяйство Испании было одним из самых отсталых в Европе. Там и не слыхивали о тех нововведениях, которые были в ходу, скажем, в Великобритании. Правда, были достигнуты кое-какие успехи благодаря реформе, проведенной во время Второй республики в 1933 году, но вспыхнувшая в 1936 году Гражданская война помешала дальнейшему развитию, и в 40-е годы сельское хозяйство практически скатилось обратно к уровню XIX века: минимум механизации, повсеместное использование труда батраков и поденщиков, никаких тебе контрактов или профсоюзов. В южной части страны земля в основном была объединена в латифундии (поместья), где жизнь работников и их семей подчинялась сеньору (хозяину), и часто люди существовали там в полной нищете. Бедняки, владевшие небольшими участками земли, жили ненамного лучше: если урожай был хорошим, цены падали и их доход снижался, а в неурожайные годы им приходилось покупать продукты питания на рынке, то есть залезать в долги, которые они зачастую не могли выплатить, и голодали всей семьей.
