Федор Конюхов - Мой путь к истине
Сын Николай! Умеешь ли ты молиться? Стремишься ли ты в храм именно для молитвы, для беседы с Богом? Ты скажешь мне: «А я не умею молиться! Это трудно! Это не по моей силе!» Да, дорогой мой сын, молиться трудно! Не случайно богомудрые отцы предупреждают: «Молитва – самый трудный подвиг». Но к ней ты должен себя приучить, а приучать себя к молитве надо с детства. Бог в святых почивает и в самом имени их, в самом изображении их, только с верой надо употреблять их имена, и они будут творить чудеса. Твой покровитель – святой Николай Чудотворец. Проси у него, а он будет просить у Бога, чтобы сбылись все твои желания.
Сын Николай, обретая веру в Бога, ты ощутишь и её могущество. Вот почему я так настаиваю, чтобы ты читал Святое Евангелие в тишине и неспешности.
Я ушёл от людей слишком далеко и устал. Я устал от себя, я хочу наконец слиться с Господом. Я не смотрю в зеркало, чтобы не видеть своё собственное отражение. Оно переполняет меня тоской. Я упрямо молюсь и молюсь Господу, чтобы спросить Его о смысле моих путешествий, чтобы понять, куда ведёт путь, который так настоятельно Он вменил мне. Мучает меня то, что я теперь одинок. Я слышу лишь собственный голос, он возвращается ко мне леденящим эхом пустого храма. Почему я не слышу голос Бога?
«Однажды, – говорит величайший христианский подвижник и всемирно известный философ Блаженный Августин, – я пожелал узнать, где и в каком месте находится мой Бог. Спросил я землю: где мой Бог?»
На память приходит случай из жития преподобного Антония Великого. Сей знаменитый подвижник подвергся в пустыне весьма продолжительному, открытому и яростному нападению демонических сил. Он испытывал непереносимую боль, был избиваем до полусмерти, претерпел неслыханные искушения, с помощью которых враг надеялся уничтожить его духовно и физически.
Когда после многолетних страданий пустынник узрел Иисуса Христа во славе и получил облегчение, он воскликнул: «Где же Ты был? Почему не явился в самом начале, чтобы освободить меня от мучений?» Иисус ответил: «Антоний, Я был здесь, но хотел увидеть твой подвиг. Поскольку ты проявил терпение и вышел победителем, Я буду всегда твоим защитником и прославлю тебя между людьми».
То же самое говорит Господь и каждому из нас: «Я здесь, брате! И ожидаю увидеть твой подвиг. Если претерпишь до конца – узришь славу Божию. Ибо воля пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить, но всё то воскресить в последний день. Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6, 39–40). В молитве познаётся воля Божия – молиться самый тяжёлый труд и самое плодотворное дело.
«Господи, – молю я, – в Твоей воле молчать, но мне так нужен знак от Тебя, тогда я не буду одинок в этом океане». Господи Иисусе Христе, спаси и сохрани меня, грешного. Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь!
Ах, Господи! Я стал и океаном, и яхтой. Тружусь, с упрямым терпением ставлю и убираю паруса. Я не вижу ничего, кроме воды, по которой плыву. И вот я иду против течения. Я обрёк себя на печальное преодоление то течения, то ветра, словно сторож, которому хочется спать, ибо я – суть океана. Люди думают, что знают океан. Они думают, что его знаю я. На самом деле его не знает никто.
Если я жду в жизни чего-то, то только от того, что заложил собственными руками, я отец своих детей и дед своих внуков, они плоть от моей плоти. Я жду от них добра не только мне, но и всем людям, которые придут к ним. Чтобы в их голове не было только: товар в лавке, жизнь в радости и ожидание лишь вознаграждения.
Сын Николай! Не презирай идущих и ищущих, даже если те спотыкаются! Ни на кого не имей в сердце злобы, никого не презирай.
Прощай твоим врагам и не делай того другим, чего не хочешь, чтобы тебе делали, или делай другим то, что ты хочешь, чтобы тебе делали, – вот слова, мораль, которые поймёт каждый народ, всякая личность. Одними этими словами можно победить и покорить всё.
Я заметил, когда я прихожу в гости к одним, я прячу свои руки и опускаю глаза, стыдясь, что под ногтями моих пальцев осталась засохшая краска (ведь по ночам я пишу картины). А в гостях у других моих знакомых просят, чтобы я показал ладони с мозолями. Одних я стесняюсь, перед другими я горжусь. И я понял, как нелепы мои попытки стесняться одних и восхитить других. Я понял, что был неправ, пытаясь спрятать руки в краске.
Мне нет дела, что одни мне льстят и восторгаются, а другие ненавидят. В каждом человеке я вижу нового прихожанина в моём выстроенном храме для Господа Бога. Что до меня, то я совершенно другого склада. Когда я возвращаюсь из плавания, я вижу светящиеся глаза любимой жены, она улыбается, а когда я в плавании, она молится. Она умеет ждать. Я думаю о ней, и она думает обо мне.
Благородство души исходит из уклада, я нарушил присущую мне последовательность. Одиночество меняет не только характер, душу, но и черты лица. Для листа, летящего по воле ветра, нет ветра; для свободно падающего камня нет веса.
Чем больше человек потребляет чужого, тем больше обирает других, тем скуднее его душа, тем больше я жалею его, потому что люди в безумии и злобе отвращаются от небесного благого закона и срываются в адскую пропасть, и необходимо их остановить, отрезвить и спасти.
Мои думы запутались, как леска на удочке у рыбака, и всё в голове у меня перемешалось.
История учит, что истинно серьёзные художники никогда не щеголяли серьёзностью. По словам Паскаля, «человек – думающий тростник». Думает тростник или нет, сказать определённо я не могу, но то, что тростник не смеётся, как человек, несомненно. Я не могу не думать об этом, когда уже семь месяцев нахожусь в океане. Я просто существую сам по себе. Пожалуй, факт этот страшен, но хочу я этого или нет, он, несомненно, существует. Я как «Летучий голландец», во мне многовековая история о блуждающем паруснике. Вот почему мне близки слова Флобера: «Человек – ничто, работа – всё».
Ежедневно, не зная отдыха, я ставлю и убираю паруса, и так все эти семь месяцев. И в эту ночь ветер не прекращался, к утру я почувствовал, что устал больше, чем обычно. Когда вышел на палубу, уже светало. Как ни странно, альбатросы уже летали на фоне розовеющего неба. Стоя в кокпите, я всё время испытывал искушение что-нибудь громко крикнуть, но, естественно, подавил его. Мне почудилось, что я двигаюсь лишь мысленно к мысу Горн, а яхта стоит на месте.
Я уже проходил не раз мыс Горн, я один из немногих, кто воочию видел, с чем придётся встретиться 85-футовой яхте «Алые паруса»… Я живо помню рёв шторма и сокрушительную силу валов, буйствовавших, когда я вёл вокруг мыса Горн яхту «СГУ» с полным парусным вооружением. Зачем опять я иду этим путём? Это заставило меня задуматься, но я не могу уже повернуть обратно. Я знаю, что прежде, чем добраться до мыса Горн, мне предстоит пройти 6000 миль через «ревущие сороковые» и «неистовые пятидесятые» – широты, не защищенные от дыхания Антарктиды. Риск слишком велик. Работы на яхте достаточно, настоящей мужской работы.
