Испытание льдом - Фарли Мак-Гилл Моуэт
10 октября я ввел норму выдачи вина, но пива людям разрешалось пить сколько угодно. В то же время я ввел расписание, распределив обязанности по несению вахты, доставке леса и обжигу древесного угля. Теперь каждому было известно, что ему поручалось делать и как он должен себя вести.
22 октября лед стал очень твердым и ударил сильный мороз; в ту ночь мы поймали черно-бурую лисицу. И вот матросы начали днем сходить на берег, чтобы поохотиться. Одни направлялись в лес, где ставили ловушки для зверей, и построили шалаш-засаду. Другие же охотились с ружьем в поле, где, пока снег не был слишком глубоким, попадалось много куропаток и зайцев. Все это время до самого Рождества люди охотно сходили на берег в хорошую погоду, так как никогда не возвращались без богатой добычи. Это было хорошим стимулом для охоты.
10 ноября в день святого Мартина удалось подстрелить нескольких белых куропаток, и нам пришлось довольствоваться ими вместо традиционного гуся, которого подают на этот праздник. Я приказал выдать каждому сверх дневной порции по пинте испанского вина, чем очень угодил всей команде. Среди людей воцарились радость и веселье. Что же касается пива, то его выдали сколько кому хотелось. Однако позднее, когда мороз начал крепчать, бочки с пивом промерзли до дна, и я усомнился, можно ли пить пиво до того, как его не оттаят и не прокипятят. Но в этом случае я решил предоставить матросам поступать так, как им заблагорассудится. Ведь простые люди обычно любят делать тайно как раз то, что им строго запрещается, не думая о том, полезно ли это или вредно.
В середине месяца два матроса начали пользоваться ловушками и в первую же ночь добыли двух черно-бурых лисиц и одну какой-то смешанной породы. Все они были очень красивыми. В ту же ночь к кораблю по льду подбежала большая черная собака. Вахтенный принял ее за черно-бурую лисицу, застрелил и торжествуя принес в каюту, думая, что ему попалась очень ценная добыча. Но когда он рассмотрел ее поближе, то увидел, что это большая собака, причем, без сомнения, обученная ловле дичи. Вокруг морды у нее были намотаны маленькие бечевки, так что шерсть здесь вытерлась. На правом ухе был надрез. Хозяина собаки, вероятно, огорчила ее потеря. Я и сам был бы рад, если бы собаку поймали живой. В этом случае ее можно было бы использовать как посыльного: нагрузить всякими безделушками и отпустить.
27 ноября был лютый мороз. Все наши стеклянные бутыли, где хранились всякого рода ценные жидкости, разлетелись в куски. Это побуждает меня посоветовать всем отправляющимся в плавание в такие холодные моря брать с собой оловянные или другие сосуды, способные выдержать такой мороз.
12 декабря скончался один из двух врачей, по имени Давид Велске, и его труп оставался на корабле два дня, ибо мороз был таким свирепым, что никто не мог сойти на берег и похоронить его. Даже 14 числа стояла сильная стужа, и многие обморозили себе лицо, не защитив его, когда выходили на холод.
В канун Рождества я выдал команде вина и крепкого пива, которое пришлось прокипятить, ибо оно насквозь промерзло. Каждый получил столько, сколько мог выпить, и все были очень веселы, причем никто никого не оскорбил даже словом.
Святой праздник Рождества мы торжественно отметили, как подобает христианам. Пастор прочитал нам проповедь, а мы, согласно древнему обычаю, поднесли ему подарки, каждый по своим возможностям. Денег у команды было мало, но люди жертвовали вещи. Некоторые подарили пастору шкурки песцов, и он получил их столько, что мог бы сшить шубу на меху. Но ему не суждено было дожить до того, чтобы носить такую шубу.
Все святки держалась относительно мягкая погода. Чтобы время не тянулось так медленно и скучно, матросы развлекались всевозможными играми. И тот, кто придумывал самые занятные, приобретал наибольшую популярность. Команда, большая часть которой пребывала в то время в добром здравии, веселилась и развлекалась как могла. Мы провели праздники в приподнятом настроении и веселье.
Anno Domini 1620
На Новый год стоял лютый мороз, и я приказал налить всем сверх положенной порции еще по паре пинт вина, чтобы поддержать хорошее настроение у команды. В эти дни мы перенесли самые сильные морозы за всю зиму и страдали от них больше, чем от других лишений.
10 января слегли пастор Расмус Йенсен и врач Каспер Касперсен, которые еще раньше чувствовали себя плохо. И вот с этого числа среди матросов начал распространяться тяжелый недуг; с каждым днем заболевало все больше и больше людей. Странная болезнь свирепствовала среди нас: у тех, кто страдал ею, как правило, примерно за три недели до смерти начиналась дизентерия. В этот же день скончался мой старший кок.
21 января выдалась ясная солнечная погода. На этот день у нас было уже 13 больных. Тут я еще раз обратился к врачу Касперсену (он тоже был при смерти) с вопросом, нет ли в его сундуке лекарства, которое способствовало бы выздоровлению или улучшению состояния команды, и не может ли он сказать, что нужно делать. На это врач ответил, что он уже применял все лекарства и все известные ему способы лечения. Теперь же без Божьей помощи он не в состоянии найти такое средство, которое способствовало бы выздоровлению.
23 января умер один из двух моих помощников, Ханс Брок, который болел уже почти пять месяцев, то в постели, то на ногах. Этот день был ясным и солнечным. Пастор, сев на койку, прочитал команде проповедь, последнюю в этом мире.
25 числа мы похоронили Ханса Брока, и я приказал дать залп из двух фальконетов[36], последняя почесть, которую я мог ему оказать. Однако оба фальконета взорвались — столь хрупким стало железо при свирепых морозах, — а человек, давший залп, чуть не лишился обеих ног.
Через два дня скончался матрос Йенс Хелсинг и слег навсегда мой лейтенант, высокородный Мауриц Стюгге, переносивший до того болезнь на ногах. В тот же день наши люди обнаружили следы пяти оленей, за которыми гнался волк, и я выслал за ними отряд охотников. Но тут начался сильный снегопад и охотники, не найдя следов, вернулись
