ФАК project - Всеволод Родионович Ласкавый

Преодолев МКАД, я обнаружил себя проезжающим мимо Восточного кладбища, в районе которого после Второй Мировой Войны находились захоронения немецко-фашистских солдат. Теперь же оно использовалось исключительно как место погребения первых лиц страны и выдающихся деятелей культуры, науки и искусства. Развернувшаяся картина лишь усилила моё вот-вот начинавшее успокаиваться беспокойство.

Дело в том, что я всегда был склонен искать знаки в происходящем. Неважно, касалось ли это чего-то плохого или хорошего, я раз за разом находил поводы для своего подсознания занять ту или иную позицию. Когда ты узнаёшь о том, что твои друзья могли погибнуть в результате взрыва, а потом неожиданно для себя натыкаешься на кладбище, то невольно начинаешь представлять себе не самый благоприятный исход. И, напротив, если бы я услышал эту новость, когда только подъезжал к Ижевску, а потом увидел бы посвящённый Дружбе народов монумент, то мои мысли получили бы полярный заряд.

Я предположил, что неподалёку от кладбища должен был быть храм. Следуя указаниям навигатора, я повернул направо, где, судя по всему, находилась Церковь Святой Троицы. Выполненная в белом цвете, она была заметно виднее остальных окрестных зданий, спрятавшихся за завесой ночи. Я вышел из машины и направился во внутрь. Двери церкви были открыты. Я воспринял это как очередной знак свыше. Правда уже положительный. Проследовав во внутрь, я нашёл священника и обратился к нему. Он провёл меня к лавке со свечками. У меня не было с собой местной валюты, поэтому я просто расплатился российскими рублями, не требуя в ответ сдачи.

Я никогда не считал себя очень религиозным человеком. Да, присутствовала некая вера в высшие силы и их влияние на наши жизни, но я едва мог назвать себя завсегдатаем подобных мест. Я понимал, насколько лицемерным может выглядеть со стороны мой внезапный визит в церковь, вызванный лишь желанием хоть сколько-нибудь успокоить свою душу в свете последних событий. Но я готов был взять на себя эту постыдную ношу. Настал момент заключить эту неосязаемую сделку с Богом.

Я начал с того, что извинился за своё поведение. Объяснив, что я не стал бы обращаться к нему, если бы не вопрос жизни и смерти, я озвучил свои условия:

"Обещаю, что если с моими друзьями всё в порядке, я до своего последнего вздоха буду заботиться о них и больше не позволю никому и ничему встать между нами. Даже если между нами будут возникать разногласия, я обещаю предавать свою гордость и принципиальность забвению, ведь всё это не имеет значения и не идёт ни в какое сравнение с важностью наших дружеских уз. Я обещаю пройти с ними все испытания, уготовленные нам судьбой. Я обещаю всегда быть рядом, когда они в этом будут нуждаться…"

На глазах наворачивались слёзы. В горле стоял ком. Одна лишь мысль о том, что малейшая вероятность на печальный исход будет реализована, приводила меня в оцепенение. Я постарался взять себя в руки, чтобы закончить клятву:

"Что бы не случилось, я всегда буду помнить о скоротечности и внезапности наших жизней, старясь максимально эффективно использовать уготовленное нам время. Я буду каждый день говорить им о том, как многое они для меня значат и больше никогда их не отпущу."

Свою вторую свечку я поставил в честь памяти о погибших в день этого теракта. Кем бы они ни являлись, у них были родные и близкие, чью горечь утраты я в этот момент мог понять как никогда. Это был ужасный день, и я надеялся, что такое больше никогда не повторится. Я понимал, что никому не суждено избежать конца дней своих. Но ощутив возможные последствия гибели далеко не безразличных мне людей, я вдруг почувствовал горечь от столь несправедливой утраты. Я не хотел, чтобы моих друзей забирали именно сейчас. Я не хотел, чтобы смерть оказалась расторопнее меня, безвозвратно потратившего все эти годы на осознание этой простой истины.

Выйдя из церкви, я сел в автомобиль, привёл себя в порядок и поехал в гостиницу. Мне по-прежнему предстояла дорога из Минска в Калининград, поэтому необходимо было как можно скорее избавиться от негативных мыслей и попробовать уснуть. Разместившись у себя в номере, я первым делом написал Алине. Теперь осталось дождаться утра, чтобы прочитать её ответ и с облегчением вздохнуть. Это были очень тяжёлые сутки. Я был физически и морально измотан, хотя после Владимира мне казалось, будто самое худшее уже позади.

Несмотря на мои опасения, сон довольно быстро настиг меня. Я думал, что ещё долго буду ворочаться, но, видимо усталость была гораздо сильнее, чем я предполагал. Стоило только моей голове коснуться подушки, как я мгновенно забылся.

Этой ночью мне приснилось, как Кузя, Филипп и я шли по берегу бескрайнего моря. Мы о чём-то говорили и устремляли свои взгляды в даль, пытаясь друг другу что-то показать. И вот мы уже бежали наперегонки, как когда-то делали это в школьные годы. Навстречу нам мчались дети. Можно было услышать их счастливый смех. Они тянули к нам свои руки. И вот я уже подкидываю одного из них в воздух. Радости ребёнка нет предела. Я вопросительно смотрю на Кузю, проделывающего то же самое с другим мальчиком. "Где Филипп?" – спрашиваю я. Он взглядом показывает мне в направлении нашего отставшего друга, застывшего на месте в нескольких десятков метров от нас. Я машу ему рукой, подзывая к себе. Он грустно улыбается в ответ и качает головой, давая мне тем самым понять, что не собирается к нам присоединяться. Где-то далеко раздаются женские голоса. "Кузя! Арсений!" Но никто не зовёт Филиппа. Я говорю ребёнку, чтобы тот шёл к маме, а сам бросаюсь в сторону оставшегося позади друга. Я бегу к нему, но расстояние между нами от этого становиться только больше. "Филипп!" – кричу я, протягивая ему руку помощи. Но уже слишком поздно. Он не слышит меня. Обессиливший, я падаю на песок. Перевернувшись на спину, я пытаюсь отдышаться. Солнце слепит мне прямо в глаза. Я чувствую это даже сквозь закрытые веки. Вдруг, я оказываюсь в тени. Прищурившись, я вижу Филиппа, загородившего светило своей спиной. Он помогает мне подняться. Только я собираюсь открыть рот, как он говорит: "Ты ни в