Богуслав Шнайдер - Золотой треугольник

— Подождите здесь, пожалуйста, — сказал он и скрылся.

— Что вы будете пить — чай или кофе?

— Кофе.

Капитан Суват, человек лет сорока, с коротко стриженными волосами, повернулся к ординарцу и приказал подать две чашки кофе.

— Генерал просит вас написать заявление и указать в нем, что вы хотите от пограничной полиции; кроме того, будьте любезны сообщить все свои данные, а также — с кем вы в Таиланде встречались и кто вас рекомендует. Пожалуйста, не опускайте никаких подробностей, — добавил он сладким голосом, не объяснив, однако, зачем генералу столь подробные сведения.

— Да мне только хотелось бы посетить музей полиции, — удивленно произнес я.

— Господин генерал должен дать согласие и на это, — чопорно возразил капитан. Как видно, пустые формальности любят везде.

— Не проще ли изложить просьбу лично? Мне хватило бы и пяти минут, — пытался я настоять на своем.

— Нет, нет, господин, — ответил он тоном хорошо вымуштрованного лакея, — генерал не выразил желания говорить с вами.

Я пожал плечами. Думаю, отдавая такое приказание, генерал не хотел меня обидеть, но любой человек, кроме полицейского, на моем месте обязательно бы оскорбился.

— У вас есть пишущая машинка с латинским шрифтом?

— Нет, господин, вам придется писать от руки. — Его голос звучал куда менее приветливо, чем по телефону.

Следующие десять минут я писал послание начальнику пограничной полиции, сидевшему в соседнем помещении, и с пафосом убеждал его, что наркотики не знают границ. Это невидимое зло угрожает всему миру, и потому необходимо, чтобы мы (он и я) объединились в борьбе с ним. Только так мы сможем спасти цивилизацию.

Письмо получилось великолепное, но я не строил ни малейших иллюзий насчет того, что оно произведет впечатление. В стране постоянных военных путчей любой генерал — прирожденный политик. А политик не верит не только чужим, но даже собственным словам.

— Пожалуйста, подождите ответа здесь, — сказал капитан и вышел.

Ожидание затягивалось. Незнакомый генерал медлил с решением. От скуки я отогнул крайнюю штору и увидел стенд с фотографиями. На одной — полиция обыскивает грузовик. Шофер и грузчик застыли — каждый по свою сторону кабины, — и на плече у того и другого покоится рука полицейского. Полицейские стоят в настороженной позе, на полусогнутых ногах, готовые к прыжку. На следующей фотографии, явно сделанной с вертолета, изображен караван груженых мулов. Размазанные фигуры контрабандистов похожи на тени. О том, что в мешках наркотики, можно догадаться, лишь исходя из того, что фотография помещена в музее полиции.

Наибольший интерес представляли фотографии, сделанные во время налетов на тайные лаборатории: из огромного медного котла, напоминающего блюдо с двумя ушками, еще идет пар, на утоптанной земле валяются белые пакетики, перевязанные веревочками, ими наполнен и таз позади, на скамейке. Под бамбуковым навесом — солдаты с карабинами на изготовку: они настороженно целятся в скамейку и таз, а один, проявляя усердие, заглядывает под воронку в углу. За спинами солдат — словно бы ухмыляющиеся, издевающиеся над ними солнце и пышущие жаром джунгли, где укрылись те, кого ищут солдаты.

Вызывает удивление простота оборудования. Дело в том, что изготовление доброкачественного героина далеко не так просто, как производство морфина, и от искусной работы химика зависит цена на готовый товар. На американский или западногерманский рынок попадает героин только высшего качества. Лишь в двух местах на всем свете умеют его делать: в Марселе и в Гонконге; оттуда происходят и специалисты «золотого треугольника».

Во Франции, в пору печальной славы Марселя, функционировали лаборатории, напоминавшие миниатюрные опытные производства. Все необходимое они получали из специализированных магазинов химического оборудования.

На старых фотографиях в музее полиции были запечатлены вертолеты, садящиеся на лесных полянах, и полицейские с разинутыми ртами возле мешков с опием-сырцом. Только непосвященный принял бы эти снимки за доказательство непримиримой борьбы таиландской полиции с производителями наркотиков. В действительности же уничтожение тайной лаборатории означает не больший успех, чем арест мелкого перекупщика на улицах Франкфурта.

— Я получил разрешение показать вам музей, — победоносно объявил капитан Суват и кликнул солдата. Тот раздвинул шторы. На стене висели графики, карты, фотографии — обычная смесь банальностей и самовосхваления. Героическая полиция — явствовало из них побеждает на всех фронтах.

— Сколько опия вы конфисковали в прошлом году?

— Около тысячи килограммов, — гордо ответил капитан.

— Это не так уж много. А сколько лабораторий, по мнению полиции, продолжает действовать в «золотом треугольнике»?

— Здесь обозначены лаборатории, в которых, по нашим сведениям, вырабатывают героин, — оживился капитан, указывая на карту, испещренную мелкими значками.

На карте было три вида обозначений: кружки, квадратики и треугольники. На таиландской стороне границы преобладали треугольники. Бирманское пограничье заполняли кружки, причем в некоторых местах их скопилось так много, что они почти слились.

— Это лаборатории, уничтоженные полицией? — спросил я.

— Нет. Мы можем их уничтожать только на своей территории, — хмуро ответил капитан, — в Бирме они продолжают действовать.

— А в Таиланде не возникают новые лаборатории?

— Нет, — самоуверенно заявил капитан.

— На вашей карте или на самом деле? — попытался пошутить я.

Капитан посмотрел на меня, как на некую разновидность назойливого насекомого, и не удостоил ответом.

— Куда деваются опий и героин, который вы берете у контрабандистов?

— Мы пересылаем их в Бангкок, — Мой вопрос ему явно не понравился.

— Самолетом?

— Нет. Поездом. Иногда машиной.

— А что с ними делают в Бангкоке?

— Не знаю. Это уж не наша забота. Какое-то время держат на складе, потом скорее всего уничтожают.

— И не жаль?

— Что вы, черт возьми, хотите этим сказать? — Он казался задетым, но, по-моему, только делал вид.

— Выгоднее продать конфискованный опий крупным фармацевтическим фабрикам. Ведь из него можно изготовить много разных лекарств.

Оба мы знали, что демонстративное сожжение конфискованных наркотиков на одной из больших площадей в Бангкоке — лишь ничего не значащий жест. Многие журналисты подозревают, что в бумажные коробки, облитые бензином, вместо наркотиков напихано обыкновенное сено.