Луи Буссенар - Приключения маленького горбуна
— Хорошо, — выдавил из себя Марион, — мы вас берем.
— Спасибо, капитан, — ответил матрос. — Я не забуду вашей доброты, вот увидите…
На лице человека появилась скорее гримаса, чем улыбка.
— Мадемуазель, Господь наградит вас за сострадание к несчастному.
Марион пошел за помощником, проверявшим снаряжение, и, увидев его, сказал:
— Гранжан, запишите еще одного матроса в команду.
— Есть, капитан! Но, Бог мой, теперь будет тринадцать…
— Вы суеверны?
— Ни на грош! Но это может вызвать усмешки экипажа. К тому же у нового матроса, я бы сказал, несколько корявое лицо.
— Согласен. Дети захотели, чтоб я его взял.
— Другое дело. Если это желание ребятишек, никто не будет смеяться.
А Татуэ подумал про себя: «Надеюсь, что тринадцатый не станет Иудой![102] Что могло привлечь малышей в этом уродце с голосом Перно, чья физиономия могла бы поднять на дыбы дикую лошадь?! Но мне ничего не остается, как заткнуться и держать ушки на макушке».
Вечером состоялось крещение корабля, который получил имя маленькой феи, чья милая улыбка уже очаровала всех. Отныне трехмачтовая шхуна называлась «Лиззи», уменьшительное от английского Элиза. Организовали праздник на борту. Галипот приготовил вкусный ужин. Пили за капитана, за парусник, за детей… за успех предстоящей экспедиции, цели которой никто не знал. Потом все разошлись по каютам спать.
Через четыре дня легкая, как чайка, шхуна покинула Сан-Франциско и устремилась в воды Тихого океана. С того момента, как Марион и Татуэ сбежали из тюрьмы Сен-Лорана, минуло семь с половиной месяцев.
ГЛАВА 4
Удачное плавание. — Занятия маленького горбуна. — На подступах к Таити. — Земля. — Жандармы. — Колониальный судья. — Хорошо известные личности. — Прокурор знает все. — Заслон. — Арестуют или нет. — Преследования полиции. — Лодка с таможенниками и бочка. — «В воду!» — Ярость толпы. — Пушечные выстрелы.
«Лиззи» оказалась одной из самых быстроходных и маневренных шхун американского торгового флота. Подгоняемая легким бризом[103] норд-норд-вест[104], она неслась на всех парусах по океану. Капитан был доволен: хорошая погода, попутный ветер, добрый корабль. Везде царила гармония[105] — дружный экипаж, душой которого являлся Галипот, тяжелой работы почти не было. Не шхуна — а яхта для увеселительных прогулок. Правда, это не касалось тринадцатого матроса, к безобразному лицу которого никто не мог привыкнуть, как ни старался он всем понравиться. Его не дразнили, единственной колкостью, которую позволили себе шутники по отношению к несчастному, стала кличка «Корявый». Матрос принял ее со смирением и отзывался без видимой обиды.
Жизнь быстро наладилась на паруснике: легкая, беззаботная, а главное — свободная. Шхуна качалась на волнах под бескрайним небом и палящим солнцем.
Марион преобразился. Это был уже не сломленный несчастьем каторжник с выражением горькой тоски на лице. Капитан выпрямился, лоб разгладился от морщин, глаза засветились радостью, а в душе, так долго страдавшей, появилась надежда.
Счастливый отец с гордостью наблюдал за своими обожаемыми детьми. Тотор был воплощением самой доброты, а Лизет — сплошным очарованием. Ничего более забавного и непредсказуемого, чем остроты маленького горбуна, никто не слышал. Он посмеивался над своим уродством, шутил и пел песенку «Неси свой горб», которую теперь напевала вся команда. Девочка же очень трогательно обращалась с матросами, расспрашивала об их семьях и интересовалась их желаниями. Ничто не ускользало от ее внимательных и заботливых глаз. Она следила, чтобы они ни в чем не нуждались. А великаны, умиляясь ее ласковыми словами и нежным взглядом, боготворили добрую фею корабля, носящего ее имя.
Тотор взрослел. Отец с помощником преподавали ему различные науки, а в свободное время мальчик постигал работу моряков. Он ходил босиком, лазил на мачты, драил палубу, чистил оружие, вязал морские узлы[106], плел тросы и не брезговал ни дегтем, ни жиром. Как говорил его большой друг мастер Вилл, боцман шхуны, юноша скоро мог стать настоящим матросом. Правда, по физическим данным он не очень годился на эту роль, о чем однажды осторожно сказал ему отец. На что мальчуган, ничуть не смутившись, ответил:
— Между прочим, маршал Люксембурга, участвовавший в войне и сыгравший в ней не последнюю роль, был горбун, как и я.
— Да, правда, мой дорогой. Кто тебе об этом рассказал?
— Твой помощник господин Гранжан.
— Значит, тебе нравится, что я моряк?
— Нравится? Да я счастлив! Знаешь, я считаю, что это самая сто́ящая и достойная профессия в мире.
С самого начала Татуэ, заметив безумную страсть любимого друга к морю, немного ревновал, что тот все меньше времени проводил с ним. Как-то раз силач обнаружил рапиры, перчатки и маски, закупленные капитаном для развлечения экипажа, и, подпрыгнув от радости, побежал к Гектору:
— Хочешь, я научу тебя фехтовать?
— Ты умеешь фехтовать? — поинтересовался мальчуган, плохо понимая, о чем идет речь.
— Конечно. Когда-то я работал учителем фехтования.
Оставалось удивляться, чего только не знал беглый каторжник.
— Тогда хочу.
— Отлично! Ты сам скоро поймешь: чтобы быть настоящим морским волком, необходимо владеть саблей или шпагой.
— Согласен, Татуэ, это мне по душе.
— Могу еще научить тебя боксу.
— Ты и это умеешь?
— Да, мой малыш, я знаю все… или почти все.
История, математика, фехтование, мореходное дело, языки и французский бокс — маленький горбун не терял времени даром.
Время шло. Никогда еще плавание не было таким удачным. «Лиззи» бороздила волны Тихого океана, пока не показалась земля. Зеленые берега Матахива проплывали по правому борту, затем по левому — Рэроа. Шхуна миновала Макатеа, Тетиароа, и наконец появился остров Таити с голубыми вершинами гор Рониу и Орохены.
Марион сам стоял у штурвала и, уверенно обходя опасные участки, вел судно к заливу. Команда восхищенно следила за маневрированием. Парусник вошел в небольшую бухту и остановился в двух кабельтовых от пристани.
Вечерело. Уже многие месяцы капитан не высаживался на французский берег. Однако совершенно необходимо было побывать на Таити, хотя бы несколько часов. Главное — увидеть одного старого знакомого, хранителя имущества Соваля, человека честного, который, хоть и присутствовал на мерзком процессе, всегда верил в невиновность бретонца и оставался его другом. У Соваля хранились важные документы. Кроме того, он знал всех капитанов судов, плававших в Полинезийских водах[107]. Только он мог сказать, что стало с Ником Портером, пока жертва его деяний прозябала на каторге. И Марион решился. Чего, собственно, бояться? Его давно забыли… Кто сможет его узнать или вспомнить? К тому же он теперь — американец, гражданин Соединенных Штатов! Кто осмелится нарушить международное право и оскорбить флаг великой страны?
