Николай Максимов - Поиски счастья
Тымкар изменился в лице. Слово в слово, как говорил он, все повторял этот таньг по-чукотски, глядя на рисунки. Тымкар снова подсел поближе к этнографу, но настороженно, рука — на рукоятке ножа.
«Чукчи выгрузили все, помогли. Тогда сказал чернобородый: «Приходите, угощать буду». Пришли мы. Спирт пили, веселые стали. Тоща сказал чернобородый: «Кто поплывет со мной — сахар, чай, табак, еще всего дам».
— Что слышат мои уши?! — возбужденно воскликнул Тымкар.
— «Эттой, отец мой, сказал: «Пусть я поеду». Тогда все стали смеяться. «Вы! Почему смеетесь вы над стариком?» — крикнул тогда я. Но, наверное, злой дух сказал им, что мне нужно — ой, как нужно! — ружье. Чернобородый вынес винчестер, крикнул…»
— Что слышат мои уши?! — изумился вновь юноша. — Кэле вселился в тебя или ты владеешь большим умом?
Во взгляде Тымкара возбуждение сменялось испугом, испуг — любопытством. Много он встречал русских людей, но такого видел впервые.
Богораз дружески взял его за плечо и попытался все объяснить. Брови Тымкара сдвинулись у переносья, на лбу выступил пот, но смысла он все же не постиг.
Владимир Германович счел дальнейшее объяснение бесцельным, вздохнул, убрал записную книжку, отсыпал Тымкару чаю, отложил несколько кусков сахару и десяток галет, затем завязал рюкзак и встал, готовый двинуться в путь.
Поднялся и Тымкар.
— Прощай, юноша! Желаю тебе счастья! — Богораз пожал ему руку, надел шапку и направился в противоположную от пути Тымкара сторону.
В море тонуло солнце.
— Вот какой ты! — глядя ему вслед, взволнованно прошептал Тымкар.
Глава 9
ПОХИЩЕНИЕ КАЙПЭ
Полночь. Небо безоблачно, только на востоке, у самого горизонта, пытаясь погасить огнистое, но холодное солнце, навалились на него тяжелые полосато-багровые тучи.
Тундра необозрима, она безбрежна, как море. Топи, кочкарники, ручьи, озера. Им нет ни начала, ни конца. Нет ни следов, ни троп, ни становищ.
Тихо.
Ни шороха крыльев, ни кряканья селезня. По низинам ползет туман.
Но вот с севера потянуло прохладой. Тундра шелохнулась, туман вздрогнул, раздался вширь, высунул острые языки.
Тут же, проломившись сквозь мрачные тучи, солнце вновь осветило тундру.
Длинная тень от фигуры Тымкара устремилась на запад.
Юноша остановился. Тундра… Есть ли ей конец? Где же люди, где стойбище Омрыквута? Ни троп, ни следов, ни становищ… Лишь по солнцу и наклону сухих прошлогодних трав Тымкар знает, где море.
Туман торопливо сползает в низины, течет по руслам, спасается от властных лучей солнца.
Тымкара клонит ко сну, но он видит на матовой глади озера выводок уток и сворачивает к ним.
Вот он уже ползком приближается к озеру. Его мешок свалился, волочится рядом по кочкам, мешает. Тымкар забрасывает его на спину, в мешке что-то гремит. Как по сигналу, утята отплывают от берега…
Юноша поднимается и, пошатываясь, идет дальше. Голова опущена, усталые ноги вязнут в холодном ягельнике, ржавая тина всасывается в износившиеся торбаса. Ноги промокли, носки из шкуры нерпы раскисли. Но обходить эти то рыжие, то ярко-зеленые, то пепельные пятна сочащихся влагой мхов нет сил.
Тымкар изнемогает. Кисти рук стали липкими. На лбу и спине проступил обильный пот. Шапка бесполезно болтается на ремешке за спиной. Тундра… Есть ли ей конец?
Из-под ног выпорхнула куропатка. Юноша остановился, смотрит ей вслед. Его веки смыкаются, он делает еще несколько шагов, спотыкается, падает.
Сколько же может идти человек? Сколько может не есть, не спать?
Солнце припекает. Трудно бороться со сном в такой час. Не устоял и Тымкар. Силы совсем оставили его. Он потерял счет дням, он уже и сам не знал, куда забрел.
…Юность, горячее сердце, беспокойные мысли, куда ни приведете вы человека?
* * *В поисках отбившихся от стада оленей пастух Кутыкай трусцой бежал по тундре.
«Человек?.. Откуда мог он взяться?» — Кутыкай остановился в нескольких шагах от Тымкара, лежавшего на земле.
Спящий не шевелился.
— Какомэй! — вслух изумился Кутыкай.
Подошел смелее, склонился над Тымкаром.
— Некстати ты спишь! — пастух приподнял его голову.
Тымкар сел, открыл глаза. Белки у него были красные, нос распух.
Перед ним стоял невысокий чукча с усталыми глазами.
От незнакомца валил пар, лицо его было бесстрастно.
Жена звала Кутыкая человеком, не умеющим улыбаться. А чему улыбаться Кутыкаю? Целые сутки в стаде, в бегах, а в стойбище у семьи то и дело кончается мясо для еды. «Богачом будешь!» — этой весной сказал ему Омрыквут. Слова хозяина пьянят пастуха, он верит им и, не жалея сил, старается…
Спешил он и сейчас.
— Откуда ты пришел?
Но Тымкар все еще не мог как следует очнуться.
— Не потерял ли ты свой язык?
— Все дни, сколько их было, — тихо отозвался путник оправдывающимся тоном, — я провел без сна и еды.
— У Омрыквута большое стадо. Он накормит тебя. Иди! — и пастух указал ему рукой направление.
— Омрыквут? Там? — возбужденно воскликнул юноша, но, спохватившись, смолк.
Кутыкай подозрительно оглядел его.
— Я пойду с тобой! — Тымкар поднялся.
— Ноги твои ослабли, однако. Между тем — я пастух. Белокопытая моя и серый с подпалинами отбились от стада. — И он затрусил дальше, в противоположную от стойбища сторону.
Тымкар двинулся в направлении, указанном ему пастухом.
Вскоре показалось стойбище.
* * *У входа в один из остроконечных шатров сидела смуглощекая девушка с полосками татуировки на носу и щеках. Крашеными волокнами оленьих сухожилий она расшивала рукавицы. Большие карие глаза глядели задумчиво. Зимой она станет женой Гырголя. Такова воля отца. Как сон, промелькнул в ее жизни образ высокого стройного юноши с берега. Он выглядел смелым, настоящим охотником, способным ударом гарпуна убить кита… Скоро два года, как он посетил это стойбище.
В шатре послышался голос Кейненеун — младшей жены ее отца, Омрыквута. Сам Омрыквут велел запрячь для него оленей и на нарте, по траве, вместе с братом, шаманом Лясом, уехал в тундру. Они скоро вернутся. Отец хочет сам посмотреть свое большое стадо, которому нет числа.
Привязанный у шатра черный лохматый пес потянул носом воздух, поднялся и уставился вдаль. Кайпэ посмотрела туда же. Этот Гырголь надоел ей… Днем и ночью он преследует ее, не может дождаться, когда она станет его женой.
К стойбищу подходил человек, и пес старался распознать его. Однако это не был Гырголь. Это не был и Кутыкай. Оба они низкорослы. Этот — высок. И хотя в тундре высок не один Тымкар, сердце Кайпэ забилось чаще.
