Дмитрий Григорьев - На плечах Великого Хималая
Баба в ответ рассказал о своем учителе. Это был религиозный человек из небогатой семьи, у которого не было возможности приехать к Ганге и совершить пуджу. И он попросил своего друга сделать это за него.
Когда друг опустил приношение в Гангу и кораблик из листьев с подношением и горящим светильником на борту отправился по течению, из воды вдруг появилась рука, которая сначала подняла его, а затем утянула под воду. Это был знак, благодаря которому учитель нашего Бабы оставил земные дела и стал саньясином. А впоследствии известным гуру. И это была его дхарма, его предназначение.
Затем Баба запел удивительно красивый бхажан, посвященный Ганге, а мы подпевали ему. Получилось хоть нестройно, но дружно. Потом на улице окончательно стемнело, и, включив фонарики, мы вышли под моросящий холодный дождь. И если бы не шум Ганги, можно было легко представить, что мы находимся в петербургском пригороде поздней промозглой осенью.
Ужин оказался похожим на обед, но он собрал в три ряда на полу всех обитателей ашрама, среди которых были (судя по виду и шиваитским тилакам на лбу) очень серьезные товарищи. После коллективного пения мантры мы получили на тарелках из прессованных листьев набор, идентичный дневному, — рис — овощи — дал.
Плюс чапати. Носов строго следил за исполнением правила правой руки. Когда я случайно прикоснулся к чапати левой, по руке не врезал, но посмотрел со значением.
Ночью мы долго не могли заснуть. Дождь, который вечером лишь накрапывал, разошелся в полную силу.
На потолке горели ярко-зеленые огни — словно огромные звезды заглядывали сквозь крышу, хотя снаружи было пасмурно. Судя по яркости, это были не насекомые — да и откуда взяться светлячкам на такой высоте. Вспомнили и про огни святого Эльма, и про датчики солнечных батарей, которые мы видели днем на одной из крыш. Однако утром никаких приборов ни на потолке, ни на крыше не нашли.
Мне снились молитвы — я лежал на спине под безоблачным темно-синим небом, несказанные слова разворачивались длинными лентами в воздухе, закручивались по спирали, таяли. А я всю ночь повторял словно мантру: «Господи, помилуй меня…» И стоило мне остановиться, как по моему лицу кто-то пробежал. Я вскочил и, видимо, закричал, потому что все проснулись. Это оказалась обычная мышь. После я уже не мог заснуть и слышал, как она с сотоварищами шуршала в наших вещах. Полакомиться им было нечем. К их шуршанию примешивался храп Севы.
Тоня рассказывала, что ей тоже снились удивительные сны. Снилось, что она умерла и оказалась где-то внизу, под землей, в полуразрушенном храме. Причем умершие могли общаться с живыми через колодец, и она разговаривала со своим бывшим мужем. Из этого места не было выхода, и все, кто находился в нем, пребывали в нем вечно. Тоня встретила многих знакомых, в частности своих коллег, и ей пришла мысль, раз мы здесь вечно, почему бы не сделать свое издательство.
Второй ее сон был не менее странным: «Я обнаружила себя сидящей в позе лотоса возле храма и подумала: надо же, раньше не могла сделать этого, а теперь могу. А потом вдруг увидела, словно со стороны, что у меня выбиты колени, сломаны нош и сложены, а руки переломаны и распяты, но при этом я улыбаюсь. Только улыбка вырезана на лице ножом».
Гомукх
Утром погода наладилась, и как только рассвело, мы, оставив большую часть вещей в ашраме, продолжили путь к леднику Гомукх. Свое название он получил за сходство с мордой коровы (Goumukh или Gaumukh, от gou — «корова» и mukh — «лицо»). Ганга широким потоком вытекает из ее рта. Было довольно прохладно, к тому же мы, предупрежденные интернет-статьей человека, заставшего в июне возле ледника пронизывающий ветер и колючий плотный снег, надели свитера и куртки. Но нам светило солнце. А если что и падало сверху, то мелкие камни из-под копыт диких горных коз, пасущихся над тропой.
Мы миновали подъем, на котором возле тропы стоял лингам высотой полметра, трезубец Шивы, и флаги, рядом с ним стоял еще совсем маленький лингам, а в стороне — еще один. Сразу три храма!
Лингам — символическое изображение мужского начала, у основания часто имеет круг, символизирующей женское начало, йони. Лингам связан с культом Шивы. Он «мыслится как воплощение жизненной энергии Бога, символ его творящего начала». (Цит. по: Пахомов С. В. Индуизм, йога, тантризм, кришнаизм (карманный словарь). СПб.: Амфора, 2002. С. 128–129.) Существует известный миф, изложенный в Линга-пуране: однажды Брахма и Вишну заспорили, кто из них главнее. Спорили они, спорили, и вдруг перед ними появился огненный столб, уходящий в небо и в землю. Не разобравшись, что это такое, они принялись его колоть, долбить, рубить — все без толку. Тогда решили поискать, где начинается столб и где кончается — кто быстрее найдет, тот и главнее. Брахма в образе лебедя (своей ваханы) полетел наверх, а Вишну (в образе кабана Варахи) принялся копать. И снова безуспешно — у столба нет ни конца ни начала. Когда боги снова встретились, из столба-лингама появился Шива, и они поняли, кто же на самом деле главный среди них.
Динанатха Бодхисвами (Дмитрий Борзунов) в статье «Шива и Шивалингам» на сайте: www.sivalin-gam.ru пишет о том, что культ лингама выходит далеко за рамки индуизма. Он упоминает, что даже в Хибинах, на Кольском полуострове, недавно были обнаружены 2-метровые лингамы, стоящие рядом с возвышениями в форме йони.
Несколько садху с характерными тилаками на лбу, завернувшись в одеяла, сидели возле храмов.
Далее русло Ганги расширялось, образуя плоскости, которые, видимо, в сезон активного таяния, заполнялись водой. Сейчас по идеально ровной галечной поверхности тянулась тропа, а возле нее стояли микрохрамы, внешне неотличимые от туров — пирамид из камней, положенных друг на друга, обозначающих путь. А чуть в стороне — стела с латунной табличкой: BENCH MARK AT 100 MTR DISTANCE, и далее под стрелкой — PLEASE DON’T DISTURB — SASE RDS Chandigarh 2008.
Ближе к леднику, представляющему собой стену в несколько десятков метров, серую от вмерзших в нее камней, снова несколько предупреждающих табличек. Возле надписей не преминули сфотографироваться с очередным садху. Этот, судя по тилаке, был вишнуитом. Теперь тропа шла вдоль самого берега, по камням. На одном из камней лежала оранжевая одежда и деревянный посох. Однако владельца этих вещей видно не было. Возможно, его унесли воды Ганги, как нам объяснили, такое здесь случается часто. Дальше наши пути на время разделились — я поднялся по осыпи, чтобы полюбоваться ледником и Гангой сверху, Тоня выбрала для себя подходящий камень и расположилась на нем в позе лотоса — той самой, которую она могла принять во сне, лишь переломав кости. Катя достала фотоаппарат и занялась своим любимым делом, Носов, проигнорировав многочисленные предупреждения, залез в ледяную пещеру (как выяснилось впоследствии, путь главного героя нового романа Сергея заканчивался в этой пещере и писателю было просто необходимо в ней оказаться самому, чтобы оставить героя там, дальше, за пределами этого мира). Впрочем, было еще раннее утро, и Гомукх сыпал камнями не в полную силу.
