Марина Москвина - Гуд бай, Арктика!..
Без причальной мачты, без обученного персонала внизу командир Нобиле виртуозно опустил дирижабль с небес на землю. Это отмечали потом в своих книгах и Амундсен, и Элсуорт, и все участники экспедиции. После таких экстремальных походов только ленивый полярный исследователь (что само по себе звучит парадоксально) не публиковал книгу или арктические дневники.
Первая трансполярная воздушная эпопея завершилась не просто благополучно, а по-настоящему счастливо. Все были целы и невредимы. Аэростат привязали к деревянному столбу, спустили газ, уложили на бок и оставили на Аляске. Возможно, там и сейчас покоятся останки «Норвегии», у подножия ледника: изогнутый винт, куски металлических тросов, изъеденная временем и ветрами рубка управления, в кабине — дюралюминиевый скелет кресла и разбитый термос, из которого пил кофе сам Руаль Амундсен, обозревая колоссальное белое пятно на карте мира.
А гибель его — последний трагический акт пьесы «Король Руаль Полярный» — будто написан Габриэле Д’Аннунцио, который мечтал в конце жизни, чтобы его доставили на дирижабле на Северный полюс: «Высадите меня там, внизу, — он просил, — такой человек, как я, не может умереть и лежать в гробу, я должен исчезнуть в тайне, овеянный легендой, я превращусь в ось земли!..»
Вот и Амундсен, понимая, что все полюса исхожены вдоль и поперек, 18 июня 1928 года вылетает из Тромсё на «Латаме-47» с пилотом Дитрихсоном спасать экипаж дирижабля «Италия», летит наугад, куда-то на север, во льды, и растворяется, как мираж над Баренцевым морем.
Через несколько недель судно «Брод» найдет один из поплавков «Латама» в двух милях от маяка Торсваг. Видимо, самолет Амундсена потерпел аварию неподалеку от острова Медвежий.
Так закончился путь мифологического героя, вошедшего в пространство иного времени, и мы, столпившись у его памятника в Ню-Олесунне, знали, что уже не сможем жить дальше, не потрясая и не удивляя человечество.
Бронзовый бюст Руаля взирал с пирамидального постамента на невесть какими ветрами занесенную в Кингсбей публику испытующе и строго, мы же глядели на него с изумлением и восторгом — вот были люди, не чета нам, туристам и эпикурейцам. Хотя и мы тоже собрались на шхуне «Ноордерлихт» не просто так, праздно время провести. У нас есть цель: если не спасти Арктику, то хотя бы привлечь внимание людей всего мира к тому, что все вокруг может исчезнуть, растаять, рассыпаться в прах, и нам будет стыдно перед Руалем Амундсеном, — вон он как смотрит на нас из-под капюшона, требовательно и вопрошающе.
Я встала рядом и попросила Леню сфотографировать меня с легендарным полярником.
— Ой, — сказал Леня, наведя фокус. — Как моя жена похожа на Амундсена.
Поскольку это было метко подмечено, наша команда покатилась со смеху.
С Леней Тишковым мы познакомилась тридцать пять лет назад, я ахнула, когда мы повстречались — до того мы были похожи друг на друга, случайные прохожие принимали нас за близнецов. Правда, Леня считал, да и сейчас считает, что он гораздо фактурнее, хотя я не знаю почему. Оба мы длинноносые и большеглазые, и брови широкой дугой…
Когда же к Амундсену подошел мой муж Леня, всем стало не до смеха.
Два Амундсена стояли рядом. Два Тишкова. Два брата — Руаль и Леонид.
Быстро защелкали затворы. Буквально каждый счел своим долгом запечатлеть эту историческую встречу.
И мы с Леней тоже обрадовались.
Мы нашли Третьего.
Глава 17
Кресло для тюленя
Воскресным утром Тед бросил якорь в заливе Королей на северо-западном побережье Шпицбергена в шестистах милях от Северного полюса. Вдали по-прежнему царили три остроконечные черные вершины, по грудь занесенные снегами. А над водой, над нашими головами, высился километровый отвесный скол глетчера Конгеваген — Королевский Путь: весь в куполах и башенках резных, порталах, арках и колоннах, похожий на белоснежный Домский собор в Милане, только абсолютно голубой.
Приглушив мотор, «Ноордерлихт» плыл в безмолвии вдоль отвесной стены ледяного храма, раздвигая ниласы. Тонкие пластины льда скользили и наползали одна на другую с каким-то заводским перегудом шлифования деталей, и звонко раскалывались, будто граненые стаканы или фарфоровые тарелки, за что их прозвали склянкой.
Снизу ледник выглядел настолько незыблемым и могучим, уносящимся в небеса, что казалось, он, как никто на Земле, готов противостоять изменению климата, парниковым газам, промышленному напору, полностью соответствуя своему королевскому величию. И даже когда весь лед истает на этой планете, останется единственная ледяная громада — Конгсваген-брин…
Однако мы прекрасно знали: его королевская рать несла сокрушительные потери и отступала по всем фронтам.
Баклэнд велел готовиться к высадке. Мы с Леней снова прибежали первые в своих померанцевых жилетах и стали потрясенными свидетелями того, как от ледника с кошмарным грохотом, вспугнув моевок и кайр, отвалилась глыба в несколько десятков тонн. Грохнувшись, она разбила морской припай, подняла облако мелкой ледяной пыли и дала такую волну, что «Ноордерлихт» взлетел на ней, как белокрылая чайка.
А в том месте, где бурно вздымались волны, из моря, сталкиваясь, выныривали громадные айсберги.
— Вот молодчаги, надели спасательные жилеты! — одобрительно сказал Волков. — Вам с Леней надо в них постоянно ходить. Еще в касках. И в масках. Мало ли! Однажды от ледника откололся айсберг, но было мелко, а сила волны зависит от глубины. Такой вырос девятый вал со льдом! А на палубе пассажиры любовались этим удивительным природным явлением. Как их начало льдом колотить!.. Столько было раненых…
— …И убитых? — в ужасе спросил Леня.
— Слава богу, только раненых, — ответил Андрей и стал обозревать ледяные торосы в морской бинокль: нет ли там каких-нибудь признаков жизни.
Баклэндже в отличие от Волкова был не склонен осторожничать. Подвижник ледяного панциря планеты, он рвался войти в соприкосновение с Королевским ледником, то требуя, то умоляя Теда максимально к нему приблизиться, подать «зодиак» и высадить нас на остров.
Но Тед, на которого не влияли ни люди, ни боги, ни сверхъестественные силы, трезво оценил обстановку и вымолвил две фразы, после чего смолк на двое суток.
Первая:
— Льды не подпустят вас к берегу.
И вторая:
— Резиновая шлюпка — не ледокол.
— Росы бояться нечего, если в море заночевать пришлось, — увещевал капитана Баклэнд. — Мы не туристы. Но ищем разрешения великих законов бытия. И тут уж, как говорится, либо грудь в крестах, либо голова в кустах!..
