Марина Москвина - Гуд бай, Арктика!..

Марина Москвина

Гуд бай, Арктика!.

Глава 1

На полюс!

Однажды Леня пришел домой и сказал:

— Всё, меня пригласили на Северный полюс. Плывут из самых разных стран деятели науки и культуры, которые пекутся о судьбе Арктики. Американский диджей Спуки, например. Слыхала про диджея Спуки?

— Пока нет, — говорю. — А вот про Северный полюс — слыхала. Поэтому одного я тебя туда не пушу!

— Ты что? — вскричал Леня. — Даже и не думай! Там каждое место на вес золота. Плывут одни бриллианты. Алмазы остаются на Большой земле.

Правильно сказал сынок наш Серёня, когда был маленький:

— У тебя, Марин, форсу много, а славы мало. Вот у Лени славы — на весь мир. Хотя я не понимаю — почему.

— Наша задача, — важно заговорил Леня, — привлечь внимание мировой общественности к глобальному изменению климата на Земле. Потому что в Арктике тают ледники! А ледники, чтоб ты знала, отражают девяносто пять процентов солнечных лучей. Можно сказать, благодаря ледникам-то и сохраняется жизнь на Земле. Если они растают, мы тут изжаримся как на сковородке. Кстати, ты что-нибудь на обед приготовила? Что, опять пустая кастрюля?

Мало найдется людей в мире, которые прохладнее, чем Леня, относились к морским путешествиям. И тем не менее именно он понесется на шхуне под парусами. А я, в которой бушевало столько песен об океанах, штормах и капитанах, беззаветный читатель Александра Грина, перелопатившая горы книг о бригах, барках, шхунах, галиотах, истинный ценитель старинных гравюр с изображением финикийских галер, каравелл и клиперов, тупоносых люггеров и прочих диковин, — я остаюсь дома.

Да я этими вот ногами исходила три палубы благородного «Фрама» (пусть это было в музее, в Осло, в сухом ангаре, неважно!), вот этими руками держалась за штурвал, который сжимали Фритьоф Нансен, продвигаясь к дрейфующим льдам Арктики, Отто Свердруп — направляясь к Канадскому арктическому архипелагу, и Руаль Амундсен — устремляясь в Антарктику. Трепеща, заглядывала к ним в каюты. Ладонью гладила шершавые лыжи Нансена, подвешенные к стене на чугунных крюках.

Этими вот глазами буквально пожирала девять бревен бальсы, связанные пеньковой веревкой — без единого гвоздя, костыля и стального троса, плот Хейердала, на котором он, подняв простой прямоугольный парус со священным ликом солнце-короля Кон-Тики, без киля, шпангоутов и опорных балок пересек Тихий океан — от берегов Перу до островов Полинезии.

Да знаете ли вы, что моя мать Люся была страстно влюблена в Тура Хейердала? Я могла бы стать его дочерью. Или дочерью Жак-Ива Кусто. В него Люся тоже была влюблена. Но я родилась у нее от другого великого человека, сухопутного моряка Левы Москвина, ну так что же? Любовь к морским приключениям всосала я с молоком матери, и у меня в голове не укладывалось, что Леню берут на Северный полюс, а меня нет, и никогда уж не побывать мне в высоких северных широтах, потому что такая удача выпадает человеку единственный раз, особенно если тебе уже ближе к восьмидесяти, чем к восемнадцати, как говорит наш сосед по лестничной площадке, профессор Олег Витальевич Сорокин.

Я кинулась узнавать — что там да кто.

Выяснилось, что эту поездку организовывает британское общество «Саре Farewell», его бессменный лидер, художник и борец за сохранение более или менее благоприятного климата на земле Дэвид Баклэнд и два помощника Дэвида — Рут Литтл и Нина Хорстман. А здесь, в Москве, отправкой на Северный полюс заведует Дарья Пархоменко, куратор галереи «Лаборатория», где она осуществляет синтез науки и искусства.

Я написала ей письмо:

«Дорогая Даша! Пишет вам незнакомая Марина. Спасите, помогите! Я просто умираю — хочу на полюс, возьмите меня с собой, я воспою это мореплавание в самых возвышенных тонах, и вы не пожалеете, что со мной связались!»

Еще я отправила в Лондон, в ставку Баклэнда, свои повести-странствия с Леней по Японии, Индии и Непалу, пускай на непонятном русском языке, но все же люди увидят, что я — не такой писатель, который никогда и ничего не написал, и что я, может быть, принесу пользу экспедиции, Арктике и ледяным снежным шапкам планеты.

Так вот, милая Дарья нашла время и попросила «Саре Farewell» прихватить меня с собой, несмотря на ужасную занятость — у себя в «Лаборатории» Даша устраивала выставку мух-художников: мухи летали в стеклянной банке, их движения записывались датчиками, на рулоне бумаги возникали какие-то линии — в общем, у нее там было мух видимо-невидимо, и к тому же вот этим мухам Даша должна была обеспечить и стол, и кров, и приличные условия проживания, чтоб они творили в комфорте.

Управлял мухами американский авангардист с биологическими наклонностями. Стоя возле банки, он придирчиво следил, чтобы мухи не клевали носами, а задорно летали, изображая вдохновенно трудящихся художников. Если он замечал сонную муху, то стучал указательным пальцем по стеклу и говорил: «Davay, davay!»

За время выставки мухи нарисовали сто картин самого разного достоинства, некоторые даже были положительно оценены критиком из «Коммерсанта».

Все там, в «Лаборатории», до того сроднились с этими мухами — как они потом расставались, я не знаю.

А моя Даша — красавица и леди, я видела по телевизору, ходила в длинном черном платье, в туфлях на высоком каблуке — настоящая королева.

Глава 2

«Саре Farewell»

Тут Лене пришла посылка из Лондона. В пакете лежала книга «Burning Ice» и фильм о предыдущем путешествии.

С фотографий на нас смотрели лица, какие можно увидеть только в телепередаче «Наша планета» — загорелые, просоленные, знаете, такие бывают, у них океаны плещутся в глазах.

Кругом тоже простирались океаны, плывущие по океанам льды, и вдалеке возносились к облакам, выглядывали из тумана остроконечные горы.

В книге и фильме рассказывалось, как эти люди, писатели, ученые, художники и музыканты на шхуне «Noorderlicht» (по-голландски «Северное сияние») пустились в опасное плавание по Арктике, но не для того, чтобы «покорять» или «освоить полезные ископаемые», а лишь воочию убедиться, какая она прекрасная и хрупкая, насколько драгоценна в чистом виде для жизни на Земле.

Кто-то записывал аквамузыку, голоса китов и плеск Студеного моря, кто-то в кают-компании на гитаре сочинял «Арктическую симфонию», знаменитый скульптор Энтони Гормли лепил снеговика, а его друг архитектор — домик из снега. Дэвид Баклэнд лазерными лучами проецировал на айсберги слова, и каждое взывало к человечеству — остановиться и оглянуться.