У Земли на макушке - Владимир Маркович Санин
До Москвы 5100 километров. До Ленинграда 5750 километров. До Киева 5900 километров. До дна 3500 метров. ЗА ТОРОСЫ НЕ ХОДИТЬ! (Нарисован злющий медведь.) Выбора не было. Пришлось войти, скорее — протиснуться в палатку через откидную дверцу. Все-таки жилье, тепло, цивилизация.
Внутри палатки разместились две раскладушки, рация, стол и газовый камин, раскаленный добела. За столом сидел, глядя на нас в упор, смуглый человек с аскетически худым лицом, украшенным седоватыми мушкетерскими усиками, этакий постаревший д'Артаньян. Он встал во весь свой отличный рост и представился:
— Горбачев Александр Данилович. Прошу любить и жаловать. Это в обязательном порядке. Не будете — отправлю обратно на материк.
Морозов по очереди представил нас и откланялся: ему нужно было этим же самолетом лететь обратно. Мы с большим сожалением простились с Дмитрием Николаевичем: так спокойно, надежно жилось за его широкой спиной…
РП — руководитель полета Горбачев, как и вся авиация, жил по московскому времени; станция "СП-15" — по местному, опережавшему московское на 9 часов. Сейчас на станции ночь, там еще спят, и за нами прилетят лишь утром — странное слово "ночь" в заполненный солнцем и светом полярный день. Как бы то ни было, на несколько часов мы невольно навязали Горбачеву свое общество. От погрузочно-разгрузочных работ, бессонной ночи и обилия впечатлений мы чертовски устали, в палатке была адская жара, но о сне и думать не хотелось. Данилыч умел великолепно вести беседу, умел отлично рассказывать и слушать — качества, в одном человеке редко встречающиеся. А знал Данилыч много. Бывший летчик-истребитель после войны связал свою судьбу с полярной авиацией, и вот уже много лет Данилыч непременный руководитель полетов на дрейфующих льдинах. В его паспорте стоят штампы всех станций "Северный полюс", начиная с третьей, — такой коллекции, насколько мне удалось выяснить, нет больше ни у кого. Через его руки прошло несчетное количество кинооператоров и корреспондентов, и Данилыч видел нас насквозь.
— Все вы прилетаете сюда, мечтая о неслыханных приключениях, — говорил он. — Вы грезите отобразить аварии, героизм и пафос, но все это происходит за день до вас или через день после вашего отлета. Утверждаю, что за время вашего присутствия на льдине ничего не произойдет и вместо Робинзона, как говорили Ильф и Петров, вы отобразите широкие слои трудящихся.
И добавил, видя наши обескураженные физиономии:
— Впрочем, ведь от вас, кажется, только этого и требуют…
Утешил, ничего не скажешь!
Данилыч угостил нас чаем, прямыми лобовыми вопросами уточнил наши планы и дал несколько весьма дельных советов. Контакт с ним возник удивительно быстро: Горбачев принадлежал к числу тех отнюдь не простых людей, которые будто бы сразу перед тобой раскрываются и этим раскрывают собеседников. Но в действительности сам-то он отнюдь не раскрывается, он сначала прощупывает тебя и, лишь убедившись, что ты человек стоящий, становится откровенным. Он и на земле — летчик-истребитель: резкий, стремительный, бьющий точными формулировками, с большим чувством собственного достоинства. Для понимания его характера очень интересен такой чисто земной эпизод.
Данилыч — автолюбитель, хорошо знающий свою машину и правила уличного движения. Но однажды он их нарушил — "из принципа". Он вел машину вслед черной "Волге", за рулем которой сидел один широко известный стране человек.
— Данилыч назвал его фамилию. На улице Горького водитель "Волги" не обратил внимания на жест регулировщика и свернул налево. Узнав нарушителя в лицо, регулировщик почтительно улыбнулся и кивнул. Тогда Данилыч так же демонстративно повернул налево. Свисток.
— Ваши права! Почему нарушили?
— А почему вы не остановили черную "Волгу"? — спросил Данилыч.
— Да ведь ее вел Имярек!
— А я — Горбачев! — спокойно сказал Данилыч. Регулировщик все понял, извинился — и козырнул. К моему превеликому огорчению, у Данилыча три дня гостила "конкурирующая организация" — один корреспондент исписал целый блокнот рассказами Горбачева, выхватив у меня из-под носа лакомый кусок. Правда, Анатоль Франс доказывал, что все сюжеты, выработанные человечеством, являются достоянием всего человечества, — это в обоснование права писателя перелицовывать любой сюжет, вкладывая, разумеется, оригинальное содержание; но что позволено Юпитеру… Однако настоящими строками я предупреждаю своего коллегу корреспондента, что, если он в течение года не обнародует рассказы, Данилыча, это сделаю я, и без тени угрызений совести.
ПЕРВЫЕ МИНУТЫ У ЗЕМЛИ НА МАКУШКЕ
Прилетела "Аннушка", легкая и грациозная, как мотылек. Мы снова в воздухе. Но этот полет недолгий, несколько минут — и самолет делает круг над станцией. Мы с острым любопытством рассматриваем сверху домики, палатки, торосы… "Аннушка" катится по заснеженному льду совсем рядом с лагерем. Мы волнуемся и поздравляем друг друга. Штурман Анатолий Бурканов распахивает дверь, мы прыгаем на лед и дышим морозным воздухом станции "Северный полюс-15".
— Дорогу грузчикам!
Высокий и полный мужчина с красивым, холеным лицом артиста профессионально ловко подхватывает с борта багаж и, закончив работу, протягивает руку:
— Будем знакомы. Доктор Лукачев.
Было начало апреля, полярный день, температура воздуха минус тридцать, видимость хорошая, настроение отличное.
— Прибыл в ваше распоряжение! — бодро отрапортовал я, когда меня ввели в домик начальника станции.
Владимир Васильевич Панов явно не разделял моего оптимизма. Я что-то не заметил на его лице бурной радости от сознания того, что я прибыл в его распоряжение. Опытный физиономист мог бы даже предположить, что начальник скорее обескуражен, чем обрадован этим фактом. Во всяком случае, Панов довольно-таки холодно пожал протянутую ему руку и хмуро сказал:
— Очень хорошо… Просто прекрасно… Мне, к сожалению, некогда вами заниматься — дела…
Я обиженно пролепетал, что мною нечего заниматься, что я все понимаю — и тому подобный вздор. Тогда Панов немного подобрел и в полминуты обрисовал положение. В эти дни происходит передача лагеря новой смене. Дел по горло, он, Панов, спит два-три часа в сутки и потому просит извинить его за несоблюдение этикета. На станцию непрерывно доставляются продукты, чтобы хватило до очередного, осеннего завоза, члены коллектива превратились в грузчиков, и он, как начальник, предпочел бы вместо гостей, умеющих строчить пером и кинокамерой, заполучить четверку ребят, умеющих таскать тяжести.
Сообщив скороговоркой эти приятные вещи, Панов взглянул на часы, прозрачно намекая, что аудиенция закончена. Я собрался было к выходу, но в этот момент в домик ввалился могучий парень, чуть выше среднего роста, но с плечами и грудью штангиста.
— Вот и отлично, — обрадовался Панов. — Знакомьтесь: Анатолий Васильев, инженер-гидролог, химик и комендант лагеря. Анатолий, отдаю тебя на съедение писателю.
