Владимир Санин - Вокруг света за погодой
И после каждой очередной рюмки с растущим красноречием заверял, что нам выделят самое, самое лучшее время.
Власти оказались сплошь работающими по контракту американцами. На одном из них, высоком рыжем враче в золотых очках по имени Ральф, я оттачивал свой английский. Ральф на пять лет приехал в Панаму из Нью-Йорка, где остались красавица жена (подтверждено, фотокарточкой), дочь и сын (поверил на слово). К русским он, как санитарный врач, относится с уважением: на советских кораблях превосходное медицинское обслуживание и нет никаких заразных болезней. Завись это от него, он бы охотно разрешил нам прогуляться по берегу (здесь взгляд Ральфа остановился на облаивающей его крохотной Дэзи), кроме, разумеется, Дэзи, которая может перекусать и разорвать на части всех панамских собак.
Успокоив нас, власти (пока еще уважительно — власти, а не канальи) отправились на свой катер, а мы стали с нетерпением ждать лоцмана. В обещанные 12.00 его не было, в дополнительно согласованные 13.30 он блистательно отсутствовал и явился в 15.00, когда мы начали уже закипать. Но едва капитан дал команду поднимать якорь, как лоцман получил по радио какое-то указание и откланялся, промычав на прощание, что вернется вечером. Мы взвыли от досады и на все голоса проклинали теперь уже каналью — главного с хемингуэевской бородой и других обманщиков, лишивших нас превосходного зрелища.
Я утешал себя лишь тем, что увидеть Панамский канал ночью все же лучше, чем, лежа на тахте в московской квартире, читать о его достопримечательностях днем.
К входу в канал мы двинулись, когда начинало темнеть. Мост между двумя континентами действительно оказался очень красивым: километра три стальных ажурных конструкций изящно возлежали на бетонных опорах. По мосту из одной Америки в другую мчались автомобили. Справа аккуратно нарезанными квадратиками раскинулся Бальбоа, а за ним сверкала неоновыми огнями многоэтажная столица — город Панама. Но смотреть на нее было некогда, потому что мы уже вползли в канал.
Думаете, я сейчас начну заливаться соловьем и ставить сплошные восклицательные знаки? Ничего подобного не произойдет, потому что я был разочарован. Канал — как канал, шириной с деревенскую речушку, через которую запросто перекликаются пастухи, а в нем не первой свежести вода — вот тебе и «колоссальнейшее сооружение века».
Лишь сознание того, что ты идешь уникальнейшим водным путем, заставляет глазеть по сторонам, честно говоря, со жгучим и неослабевающим интересом. Я лично глазел всю ночь и ни разу не зевнул — могу в этом поклясться.
Человечество настолько нуждалось в водной артерии, соединяющей два океана, что это само по себе стало приказом каналу — возникнуть. Но, пожалуй, ни одно великое сооружение нашего времени не обросло такими скандальными историями. Здесь и драки за выгоднейший подряд между отдельными лицами и целыми государствами и потрясший мир крах Панамской компании, сопровождавшийся разоблачением крупнейшей аферы XIX века. В конце концов за дело взялся «дядя Сэм». Чтобы сорвать одно золотое яблоко, американцы прихватили целый сад: устроили в Колумбии государственный переворот и отторгли от нее область, которая обрела самостоятельность под названием Панама. И с этим новеньким с иголочки государством они заключили договор, по которому за десять миллионов долларов получили на вечные времена право пользования зоной Панамского канала.
От десяти миллионов давным-давно осталось одно воспоминание, а зона реально существует: мы видели ее своими глазами. Это государство в государстве, этакий крохотный, площадью в полторы тысячи квадратных километров, замаскированный штат, который американцы с удовольствием поместили бы в виде пятьдесят первой звезды на свой государственный флаг. Но нельзя, Латинская Америка совсем не та, какой была всего лишь два-три десятилетия назад. Такие ранее послушные и воспитанные латиноамериканские республики одна за другой стали проявлять неслыханное своевольство: революция на Кубе прозвучала, как набат, и по всему южноамериканскому континенту разгорелось пламя национально-освободительной борьбы. Ну, Кубу на первых порах удалось изолировать, а что дальше? Предавать анафеме Перу, Венесуэлу, Эквадор?..
И Панама тоже взбунтовалась; требует возвратить ей канал и зону. А ведь канал не только дает многомиллионные прибыли, но имеет и огромное стратегическое значение…
За время пути мы шесть раз шлюзовались. Эта процедура оказалась очень любопытной. С подошедшего катера к нам на ходу пересели смуглые швартовщики-панамцы и, как только «Королев» вошел в первый шлюз, принялись за дело. С обеих сторон шлюза были переброшены и закреплены на наших кнехтах канаты, их подцепили к мощным электровозам, и те потащили корабль, как лошади тяжело груженный воз. Но это, так сказать, техническая деталь, а вся прелесть прохода по шлюзу заключалась в том, что его ширина всего метров тридцать, и при желании можно было бросить окурок в Южную Америку, а огрызок яблока — в Северную. Конечно, такое загрязнение окружающей среды недостойно культурного человека, но искушение оказалось столь велико, что грех было бы ему не уступить. Далее мы прошли озеро с романтически звучащим названием Мирафлорес[6] и оказались в самом узком месте канала, берега которого с обеих сторон поросли густой тропической растительностью. Красотища необыкновенная: с высокой горы низвергается водопад, над ним стремительно носятся орлы, или кондоры (может, то были просто вороны, но большинством голосов против одного мы решили, что орлы), а из густой чащи слышится рычание ягуаров (также решено большинством голосов при том же воздержавшемся, который якобы отчетливо слышал мычание коровы). Наш скептик поначалу пытался оспорить и существование москитов, но был справедливо и весьма болезненно укушен, после чего москиты были признаны единогласно. Они набросились на нас с таким неистовым аппетитом, будто две недели ничего не ели в ожидании столь лакомого блюда.
Я бежал от москитов на мостик, где находились лоцман и наше судовое начальство. Капитан был непривычно возбужден: оказывается, он уже часа два вел изнурительную борьбу с Воробышкиным, которого вечно томило желание быть в центре событий. Воробышкин был убежден, что его законное место на мостике, чтобы предоставленный самому себе лоцман не натворил ошибок. Капитан вежливо выставлял Воробышкина в одну дверь, но тот входил в другую. Выставленный вторично, он прятался в темном углу и даже приседал на корточки — лишь бы своим личным присутствием уберечь корабль от катастрофы.
