Собрание сочинений в 12 т. Т. 11 - Верн Жюль Габриэль
- Вперед! - крикнул я.
И мы скатились на берег, чтобы отрезать этим людям путь к лодке.
Увидев нас, они сейчас же бросают свои тюки и стреляют из револьверов. Джон Харт ранен в ногу.
Мы тоже стреляем, но менее удачно. Наши противники невредимы, они продолжают бежать к лодке. Добежав до берега, не успев даже выдернуть якорь, они бросаются в воду и в несколько взмахов подплывают к борту «Грозного».
Капитан стоит на носу с револьвером в руке. Он стреляет, и его пуля слегка задевает Уэлса.
Мы с Нэбом Уокером хватаем якорный канат и стараемся притянуть лодку к берегу. Но ведь стоит только обрубить его с борта, и «Грозный» уплывет.
Вдруг якорь вырывается из песчаного грунта, опрокидывает Уокера, а меня зацепляет лапой за пояс и тащит в воду, несмотря на все мое сопротивление.
В ту же секунду на «Грозном» включают мотор, лодка делает скачок и несется к выходу из бухты.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
На борту «Грозного»
Когда я пришел в себя, было уже светло. Бледные лучи пробивались сквозь толстое стекло иллюминатора тесной каюты, где я лежал. Сколько часов прошло с тех пор, как меня сюда положили, - этого я не знал, но, насколько я мог судить по косым лучам солнца, оно еще не очень высоко поднялось над горизонтом.
Я лежал на узкой койке, покрытый одеялом. Моя одежда висела в углу и, повидимому, была высушена. Пояс, почти совершенно разорванный якорем, валялся на полу.
Ранен я не был, но чувствовал себя совершенно разбитым. Если я на некоторое время потерял сознание, то не от слабости, - я отчетливо сознавал это. Дело в том, что когда канат тащил меня по поверхности озера, голова моя иногда погружалась в воду, и, как видно, меня во-время втащили на палубу, не то я бы непременно захлебнулся.
Неужели я теперь один с капитаном и его помощниками на борту «Грозного»?
Да, очевидно, это так. Вчерашняя сцена вновь и вновь встает перед моими глазами. Харт, раненый, лежит на песке; Уэлс тоже задет револьверной пулей; Уокер падает навзничь в ту самую минуту, когда якорь зацепляет меня за пояс. И, разумеется, мои спутники считают меня погибшим в водах Эри…
Однако каким образов движется сейчас «Грозный»? Возможно, что, превратив свою лодку в автомобиль, капитан мчится по дорогам, граничащим с озером Эри? Если это так и если я пролежал без сознания несколько часов, то машина, набрав скорость, могла уйти очень и очень далеко. А может быть, снова став подводной лодкой, «Грозный» продолжает свой путь в глубине озера?
Впрочем, нет, «Грозный», очевидно, плыл по широкой водной глади. В каюту проникал свет - значит, аппарат не ушел под воду. С другой стороны, я не чувствовал и волчков, обычных при езде на автомобиле. Следовательно, «Грозный» не на суше.
Но где он сейчас - все еще на озере Эри или уже покинул его? Ведь это страна озер, и лодка, поднявшись по реке Детройт, могла выйти либо в озеро Гурон, либо в Верхнее озеро. Впрочем, установить это мне было трудно.
Я решил подняться на палубу, где, конечно, скорее можно было все разузнать. Встав с койки, я взял свое платье и оделся, хотя вполне могло оказаться, что каюта заперта.
Я попробовал приподнять крышку люка, вделанную в потолок над моей головой.
Крышка поддалась, и я наполовину высунулся наружу.
Прежде всего я поспешил осмотреться по сторонам.
Кругом широкая водная пелена. Берегов не видно. Небо да вода, ничего больше! Что это - озеро или море?
Я не замедлил получить ответ на этот вопрос. Лодка плыла быстро, и брызги волн, рассекаемых форштевнем, перелетая через корму, попадали мне в лицо. Вода оказалась пресной, - судя по всему, это было озеро Эри.
С того момента как «Грозный» вышел из бухты Блек-Рок, прошло не более семи или восьми часов, - я узнал это потому, что солнце стояло сейчас на полпути к зениту, и, следовательно, это было утро 31 июля.
Озеро Эри имеет около двухсот двадцати миль в длину и около пятидесяти миль в ширину. Поэтому я нисколько не удивился, не видя берегов, ни восточного - штата Нью-Йорк, ни западного - канадского.
На палубе было сейчас два человека; один стоял на носу, наблюдая за ходом судна, а другой находился на корме, за рулем, и, насколько я мог судить по положению солнца, держал курс на северо-восток.
Первый был тот самый человек, в котором я еще вчера, когда он взбирался на берег бухты Блек-Рок, признал одного из двух субъектов, шпионивших за мной на Лонг-стрит. Второй был его вчерашний спутник: он нес фонарь, когда они направлялись в лесок.
Я тщетно искал глазами третьего, того, кого они назвали вчера «капитаном», подойдя к лодке. Его не было видно.
Все поймут, как велико было мое желание встретиться с создателем этой диковинной машины, с командиром «Грозного», с фантастическим персонажем, заинтересовавшим и взволновавшим весь мир, с дерзким изобретателем, не побоявшимся бросить вызов всему человечеству и провозгласить себя «Властелином мира»!…
Я подошел к человеку, стоявшему на носу, и после минутного молчания спросил у него:
- Где капитан?
Он взглянул на меня из-под полуопущенных век, словно не поняв моего вопроса, - но ведь я сам слышал накануне, как он говорил по-английски.
Впрочем, он, повидимому, ничуть не встревожился, увидав меня на палубе, и, повернувшись ко мне спиной, продолжал свои наблюдения.
Тогда я прошел на корму, решив обратиться с тем же вопросом к рулевому, но тот попросту отстранил меня рукой и тоже ничего не ответил.
Итак, мне оставалось одно - ждать появления человека, который так «приветливо» встретил меня и моих спутников револьверными пулями в тот момент, когда мы пытались притянуть «Грозный» канатом к берегу.
Я мог теперь рассмотреть на досуге внешнее устройство аппарата, уносившего меня неведомо куда.
Палуба и борты судна были сделаны из неизвестного мне металла. В центре, под приподнятой крышкой люка, виднелось помещение, где равномерно и почти бесшумно работали машины. Как я уже сказал, ни мачт, ни снастей на судне не было. Не было даже флагштока на корме. Возле носа возвышалась верхушка перископа, позволявшего «Грозному» ориентироваться под водой.
К бокам судна были пригнаны дощатые приспособления вроде тех, какие бывают на некоторых голландских галиотах: назначение их было мне непонятно.
На носу находилась крышка другого люка, который, видимо, вел в каюту, где в свободное время отдыхали эти два матроса.
Такой же люк на корме вел, очевидно, в каюту капитана, который все еще не показывался.
Крышки всех этих люков благодаря резиновым прокладкам прилегали герметически, так что во время подводного плавания вода не могла просочиться внутрь.
Что касается двигателя, сообщавшего аппарату такую изумительную скорость, то я не видел его; не видел и гребного винта, пропеллера или турбины. Я заметил только, что эта быстроходная лодка оставляла за кормой длинную плоскую струю. Необыкновенно узкий обвод судна позволял ему уклоняться от напора волн даже и во время шторма.
И, наконец, я решительно заявляю, что машина приводилась в движение не водяным паром, не парами керосина, спирта или других веществ, которые выдают себя запахом и обычно применяются для автомобилей и подводных лодок. Должно быть, она действовала при помощи электрической энергии необычайно высокого напряжения, источник которой, повидимому, находился здесь же, на судне.
Но в таком случае возникал другой вопрос: откуда получалось здесь электричество - из гальванических батарей, из аккумуляторов? И каким образом они заряжаются - эти аккумуляторы, эти батареи? Откуда черпают свою энергию? Где находится та электрическая станция, которая ее вырабатывает? Уж не извлекают ли здесь электричество из окружающего воздуха или из воды, применяя способы, доныне никому; неизвестные?…
И я спрашивал себя, удастся ли мне раскрыть все эти тайны в тех условиях, в каких я находился сейчас.
Я думал также о моих спутниках, оставшихся там, на песчаном берегу бухты Блек-Рок. Один из них, Харт, ранен; быть может, ранены и двое других - Уэлс и, Уокер. Они видели, как якорный канат утащил меня в воду. Могут ли они предположить, что меня взяли на борт «Грозного»? Разумеется, нет! Мистер Уорд получил, должно быть, телеграмму из Толедо с известием о моей смерти. Кто же отважится теперь предпринять новый поход против «Властелина мира»?
