Тим Северин - Экспедиция «Уллис»
Второй вечер прошел подобно предыдущему. Явился циклоп, загнал стадо в пещеру, загородил камнем вход, сожрал еще двоих товарищей Улисса и сел отдыхать. Тут Улисс подошел к нему с полной чашей неразбавленного черного исмарского вина. Вино до того понравилось циклопу, что он выпил целых три чаши, отчего совсем опьянел. Затем великан — обычный для мирового фольклора ход — спросил Улисса, как его зовут. Дескать, узнав имя, он сделает ему «приличный подарок». Улисс ответил, что его имя «Никто». Тогда, заявил со злобной усмешкой циклоп, подарком явится то, что Никто будет съеден последним. После чего
…повалился он навзничь, совсем опьянелый; и набокСвисла могучая шея, и всепобеждающей силойСон овладел им; вино и куски человечьего мясаВыбросил он из разинутой пасти, не в меру напившись.
Улисс поспешил достать кол, положил его на угли, раскалил острие и подошел с колом туда, где наготове стояли четверо назначенных жребием помощников.
Кол обхватили они и его острием раскаленнымВтиснули спящему в глаз; и, с конца приподнявши, его яНачал вертеть, как вертит буравом корабельный строитель,Толстую доску пронзая; другие ж ему помогают, ремнямиОстрый бурав обращая, и, в доску вгрызаясь, визжит он.Так мы, его с двух боков обхвативши руками, проворноКол свой вертели в пронзенном глазу, облился он горячейКровью; истлели ресницы, шершавые вспыхнули брови;Яблоко лопнуло; выбрызнул глаз, на огне зашипевши.Так расторопный ковач, изготовив топор иль секиру,В воду металл (на огне раскаливши его, чтоб двойнуюКрепость имел) погружает, и звонко шипит он в холоднойВлаге: так глаз зашипел, острием раскаленным пронзенный.Дико завыл людоед — застонала от воя пещера.В страхе мы кинулись прочь; с несказанной свирепостью вырвавКол из пронзенного глаза, облитый кипучею кровью,Сильной рукой от себя он его отшвырнул.
Здесь Гомер впервые дает понять, что у циклопа был только один глаз. Раньше об этом не говорится; видимо, история с циклопом была достаточно хорошо известна.
Когда циклоп выдернул кол из глазницы, на крик его сбежались из соседних пещер другие циклопы и спросили, в чем дело.
«…Зачем тыСозвал нас всех, Полифем? Что случилось? На что тыСладкий наш сон и спокойствие ночи блаженной прервал?Коз ли твоих и баранов кто дерзко похитил? Иль сам тыГибнешь? Но кто же тебя здесь обманом иль силою губит?»Им отвечал он из темной пещеры отчаянно дикимРевом: «Никто! По своей я оплошности гибну; Никто быСилой не мог повредить мне». В сердцах закричали циклопы:«Если никто, для чего же один так ревешь ты? Но еслиБолен, то воля на это Зевеса, ее не избегнешь.В помощь отца своего призови, Посейдона владыку».Так говорили они, удаляясь…
Уловка, когда человек называет себя «Никто», описана во многих критских сказаниях о триаматах, собранных профессором Фором. Впрочем, она так часто присутствует в народных сказках разных стран, что упирать на это совпадение особенно не приходится. Более примечательно сходство обожженного Улиссом на огне кола с раскаленным вертелом, которым критский вор ранил и обратил в бегство заставшего его в пещере голодного триамата-людоеда. Но и к этой параллели следует подходить осторожно, как показывает дальнейшее развитие поединка Улисса с циклопом.
Запертый в пещере стонущего, ослепленного, разъяренного великана, Улисс устраивает побег своих шести уцелевших спутников. Отделив от стада крупных баранов, он связывает их по три крепким лыком. На рассвете козы и овцы начинают блеять, стремясь выйти из пещеры. Слепой Полифем отодвигает камень, садится у выхода и щупает спины пробегающих мимо животных, убеждаясь, что среди них нет его пленников. Привязанные под брюхом среднего в тройке барана, люди Улисса спасаются. Под конец, держась снизу за густую шерсть самого большого барана, на волю выбирается сам Улисс. Полифем удивлен, почему вожак стада, обычно спешащий первым выйти из пещеры, в это утро идет последним.
Спину ощупав его, с ним циклоп разговаривать начал:Ты ль, мой прекрасный любимец? Зачем же пещеру последнийНыне покинул? Ты прежде ленив и медлителен не был.Первый всегда, величаво ступая, на луг выходил тыСладкоцветущей травою питаться; ты в полдень к потокуПервый бежал; и у всех впереди возвращался в пещеруВечером. Ныне ж идешь ты последний; знать, чувствуешь сам ты,Бедный, что око мое за тобой уж не смотрит; лишен яСветлого зренья гнусным бродягою; здесь он вином мнеУм отуманил; его называют Никто; но еще онВласти моей не избегнул! Когда бы, мой друг, говорить тыМог, ты сказал бы, где спрятался враг ненавистный; я черепВмиг раздробил бы ему и разбрызгал бы мозг по пещере,Оземь ударив его и на части раздернув; отмстил быЯ за обиду, какую Никто, злоковарный разбойник, здесь мне нанес.
Пальцы Полифема не нащупали беглеца, и большой баран вынес Улисса из пещеры. Очутившись на воле, он вскочил на ноги и поспешил отвязать своих сопутников. Вслед за чем они, верные своей разбойной натуре, погнали стадо к галере. Ожидавшие их члены команды приготовились громко оплакивать товарищей, убитых и съеденных циклопом, но Улисс подал знак, чтобы они молчали и поскорее грузили на судно украденный скот. Управившись с этим делом, моряки оттолкнули галеру от берега и налегли на весла. Однако тут одержимый гордыней Улисс, каким рисует его Гомер, совершает фатальную ошибку, за которую будет наказан всяческими бедами и гибелью всех своих людей. Отойдя на безопасное расстояние от берега, он язвительно кричит циклопу:
Слушай, циклоп беспощадный, вперед беззащитных гостей тыВ гроте глубоком своем не губи и не ешь; святотатнымДелом всегда на себя навлекаем мы верную гибель;Ты, злочестивец, дерзнул иноземцев, твой дом посетивших,Зверски сожрать — наказали тебя и Зевес и другие Боги блаженные…
Услышав торжествующий голос беглеца, ослепленный циклоп отломил от горы огромную глыбу и метнул на звук. Глыба упала рядом с судном, задев рулевое весло, и поднятая ею волна отбросила галеру обратно к острову. Улисс оттолкнулся от берега длинной жердью, и его люди опять энергично заработали веслами. В испуге они уговаривали Улисса больше не дразнить чудовище, но он опять закричал:
