Е. Устиев - У истоков Золотой реки
Однако два следующих лотка, из более высокого слоя наносов, дали гораздо меньше металла. В третьем был всего один самородок, но крупный, граммов на пять. В соседнем шурфе оказалось не менее богатое, но более равномерное содержание золота. Мощность золотоносного слоя достигала там шестидесяти сантиметров.
— Организуйте строгий учет золота, — обратился к Раковскому Билибин. — То, что нужно для изучения, будем оставлять у себя по особому акту, все лишнее пойдет по другому акту в Союззолото.
— Очевидно, мы врезались в середину хорошей россыпи, — заметил Цареградский. — Нужно бы продолжить линию шурфов к левому склону долины. Когда дойдем до пустого плотика, нащупаем один край россыпи, а вторая граница наметится шурфами у русла или у правого склона. Хорошо бы успеть до весны пробить еще линию шурфов пониже!
— Сергей Дмитриевич, завтра же распределите шурфовщиков и зарезайте две новые линии! — распорядился Билибин. — Скоро подойдет транспорт из Олы с последней партией рабочих, тогда дам вам еще шесть человек. Начните бить шурфы прямо против этих, с золотом, чтобы не потерять россыпи.
— Хорошо, Юрий Александрович. Я подсчитаю, сколько нам потребуется времени и материалов для новых линий, и завтра принесу вам расчеты. Надо бы и с рабочими кому-нибудь из вас потолковать.
— Я останусь у тебя ночевать сегодня, Сережа, — сказал Цареградский. — Помогу с расчетами и поговорю с рабочими.
Его начавшаяся еще в Оле дружба с Раковским все больше укреплялась совместной работой. Опытный практик-разведчик был во многом полезен молодому геологу, который стремился поближе познакомиться с планированием и практическими приемами разведки. В свою очередь и прораб многому учился у своего Гюлее образованного товарища. Благодаря гибкой молодости оба легко находили общий язык и друг с другом, и с рабочими-шурфовщиками, тоже в большинстве своем молодыми, только что 57 отбывшими военную службу ребятами. Это позволяло надеяться, что они уговорят рабочих приналечь на шурфовку и закончить разведку долины Среднекана до весеннего половодья.
Между тем весть об открытии россыпи разнеслась по Среднекану. Многих она радовала, но среди старателей слышался и сдержанный ропот зависти. Еще бы! Они столько сил вложили в эти проклятые ямы у устья Безымянного, а толку на грош. Больше всего досталось бывшим товарищам Бориски: ведь это они подали заявку на Безымянный. Они же настояли на старательской добыче у устья Безымянного, в простоте души полагая, что если золотоносен ключ, то золото должно быть у его устья.
Разведка среднеканской россыпи продолжалась вплоть до конца апреля. За это время сеткой шурфов была оконтурена часть россыпи.
(На этой россыпи через несколько лет был организован Средне-канский прииск. Когда выяснилось, что разработку месторождения невыгодно вести из одного пункта, прииск Среднеканский разделился. Один из дочерних приисков в память полулегендарного Бориски был назван Борискином. Именно здесь экскаватор нечаянно вскрыл его глубокую могилу и вновь извлек на свет тело первооткрывателя. Отделением же Среднекана являлся и небольшой прииск, организованный на россыпи, обнаруженной в эту зиму Бертиным.)
Среднеканские золотоносные жилы
С открытием среднеканского золота работы у Цареградского прибавилось. Он вел детальное наблюдение за разведкой, а также описания шурфов и находимого в них золота. Необходимо было получить представление о характере и границах россыпи, о концентрации золота в разных ее участках и о возможных его источниках. Изучать же само золото следовало для того, чтобы уметь отличить золотины, попадавшие в россыпь из разных источников.
Если первую задачу можно счи-гать геологоразведочной, то вторая
уже была научно-исследовательской. Она положила начало специальному металлогеническому изучению золота из разных месторождений Колымы. Эти работы выявили большое разнообразие состава и внешнего вида золотин — разнообразие, которое способ-г ковало поискам коренных источников и вместе с тем позволило v и и деть неповторимые особенности золота каждой россыпи.
Прежде всего золото сильно различается по составу содержащихся в нем примесей. Лишь редкие месторождения дают металл, почти лишенный примесей, с пробой (то есть относительным удержанием золота на тысячу частиц), превышающей девятьсот. Тише золото характеризуется большей мягкостью, темно-золотым и летом, который ни с чем невозможно спутать, и высокой ковкостью, облегчающей спаивание золотин при перекатывании их в реке.
Золото, содержащее ту или иную примесь серебра («серебристое золото», как говорят геологи), заметно светлее. При очень высоких содержаниях серебра, достигающих десятков процентов (пробы семьсот — восемьсот), золото приобретает слегка серебристый оттенок, который становится совершенно явственным в золоте с примерно пятидесятипроцентным содержанием серебра. Такое золото геологи называют уже не золотом, а электрумом. Наконец, модистое золото имеет отчетливо красноватый оттенок.
Изучая золотины, Цареградский впервые познакомился с тем, что называется «рубашкой». Это тонкая бурая или почти черная пленка, покрывающая особенно крупные золотины и большие самородки. Пленка легко растворяется в кислотах или снимается трением. Она состоит из окислов железа и марганца, сцементированных тончайшей глинистой эмульсией. Благодаря такой рубашке, маскирующей самородки, даже опытные промывальщики иногда принимали благородное золото за ничего не стоящую гальку и смывали его с промывочных приборов вместе с пустой породой.
В конце марта Цареградский занялся также геологической съемкой. Пригревавшее солнышко стало со второй половины апреля освобождать от снега и льда обращенные к югу скалы. Весенний этап зимовки ознаменовался открытием первых на Колыме проявлений коренной золотоносности. (На первый взгляд это открытие было гораздо менее эффектным, чем находка среднеканской россыпи. Однако оно было не менее важным по последствиям. Можно сказать без преувеличения, что, обнаружив первые признаки коренной золотоносности, Цареградский заложил основу одной из теорий происхождения колымского золота. Однако, как увидим дальше, он же положил начало и некоторым сомнениям, послужившим причиной кризиса этой теории и появления нескольких дополняющих одна другую точек зрения.)
Как славно выйти в пригожий мартовский день из полутемного барака и отправиться на лыжах с геологическим молотком и весело лающим Демкой вдоль скалистых террас Безымянного и Среднекан это время года дни и вечера на Колыме необычайно красивы. Днем небо голубое, безоблачное и бездонное. Солнце уже явно греет щеки и понемногу сгоняет снег с темных скал. Однако при этом снег не тает, а просто испаряется, не переходя в воду. Лишь позднее, в конце апреля и начале мая, начинается настоящее снеготаяние, с капающей и журчащей водой и с огромными сосульками под крышей.
