Шхуна, которая не желала плавать - Фарли Мак-Гилл Моуэт
В течение следующих нескольких часов все горести, сомнения и беды прошлого исчезли из нашей памяти. Маленькая шхуна плыла, точно добрая волшебница. Она все еще отказывалась поворачиваться по требованию, но в открытых водах это особого значения не имело, так как, перекидывая паруса, мы добивались своего, а ее мачты и оснастка были такими крепкими, что эти довольно-таки опасные маневры ей ничем не угрожали. Мы пробовали ее на разных галсах, шли круто к ветру, давали ей бежать, повернув фок влево, а грот вправо, и не сумели найти ни единого недостатка в ее мореходных качествах.
Однако свои слабости у нее имелись. Непривычные прыжки по крутым волнам на всех парусах выдавили почти все рыбьи отходы, которыми она зашпаклевала свои швы, и она принялась течь с такой силой, что Джек почти все время простоял у насоса. Кроме того, массивный компас, который я захватил с собой с Онтарио, продемонстрировал невероятное презрение ко всем условностям и упорно указывал на сорок градусов в сторону от правильного курса. Было очевидно, что, пока мы не найдем специалиста, который сумеет привести наш компас в чувство, вести шхуну нам придется согласно старинному присловью: «По догадке и Божьему соизволению».
Под воздействием временной эйфории мы рискнули уйти от берега на несколько миль, чтобы осмотреть припоздавший айсберг. И как раз огибали его на почтительном расстоянии (в конце лета ледяные горы теряют устойчивость и иногда переворачиваются, поднимая волны, способные потопить небольшие суда), когда на солнце наползла дымка. Туман, оседлав восточный ветер, наползал с Большой банки.
Мы кинулись наутек, и «Счастливое Дерзание» быстро пронесла нас между мысами в гавань, где туман настиг нас и серым эскортом сопровождал, пока мы пролетели по прямой и лихо встали у помоста Оби.
Несмотря на ее оригинальное отплытие, несмотря на течи и компас, мы остались довольны нашей шхункой, да и собой были горды. Так что испытывали полную готовность начать свое плавание.
Глава восьмая
Старик заслужил свою капелюшку
Оставалось еще одно малюсенькое затруднение. У нас не было морских карт восточного побережья Ньюфаундленда. Отсутствие карт вкупе с компасом-обманщиком и стопроцентная неизбежность тумана наводили на мысль, что нам следует взять на борт лоцмана, пока мы не доберемся до порта, где можно купить карты и привести компас в порядок.
Очевидным кандидатом в лоцманы был Енос. Как большинство ньюфаундлендских мореходов, он, полагали мы, должен обладать особыми свойствами, которые утратил современный человек. Он всю жизнь плавал в этих водах, часто без компаса и обычно без карт. Если его спрашивали, как он нашел какой-нибудь дальний порт, он отвечал с недоумением:
— Так, сынок, я же знаю, где он!
Именно то, что нам требовалось! Однако, когда мы заговорили о нашей идее с Еносом, он не проявил ни малейшего энтузиазма. Для человека, обычно словоохотливого, как целая свора политиков, ответ его был на редкость лаконичным.
— Нет! — буркнул он и для пущей выразительности сплюнул табачную жвачку на свежевыкрашенную крышу нашей каюты.
Сдвинуть его с этой позиции никак не удавалось. Убеждения (а Джек умеет убеждать, как никто) ничего не дали. Он продолжал твердить «нет» и оплевывать крышу, пока заметная часть ее поверхности не обрела скользкий коричневый глянец, и мы уже были готовы сдаться. То есть готов был я, но Джек скроен из более крепкого материала.
— Если старый осел не согласится добровольно, — сказал Джек мне, когда Енос ушел, — мы его силой увезем.
— Да к черту его, Джек. Забудь. Мы сами справимся.
— Так я его и забыл! Если эта чертова лохань пойдет ко дну, так я хотя бы увижу, как он утопнет с ней!
Когда Джек в таком настроении, спорить с ним бесполезно.
В тот же вечер он устроил на борту отвальную. Мне редко приходилось бывать на таких унылых прощальных пирушках. В каюту набилось шесть-семь наших приятелей-рыбаков, и они принялись долго и мрачно рассуждать об опасностях, которыми угрожает море. А когда эта тема им приелась, они занялись перечислением маленьких шхун, которые отплывали из портов Южного берега с тем, чтобы пропасть без вести. Список удлинялся и удлинялся, пока даже Еносу стало не по себе.
— Так это же, — вмешался он, — никудышной постройки лоханки были. Для моря не годились. Можно сказать, не подходили для него. А возьмите шхуну вроде вот этой. Построена как положено, оснащена тож. Уж она-то вдов на берегу не оставит.
Джек только таких слов и ждал.
— Правда твоя, Енос. На такой шхуне можно хоть в ад сплавать и назад.
Енос воззрился на Джека с внезапным подозрением.
— Угу, — ответил он осторожно. — Она это запросто.
— И уж ты-то на ней пойти в море не побоишься, а, Енос?
Капкан захлопнулся.
— Оно так, милок, это пожалуй, да только…
— Договорились! — вскричал Джек. — Фарли, дай мне журнал. Енос, берем тебя шкипером на первое плавание лучшего корабля, какой ты когда-нибудь строил.
Енос воспротивился, но тщетно. На него смотрели шесть пар глаз его земляков, и один из них, сам того не ведая, оказался нашим союзником:
— Подписывай, подписывай, Енос, сыночек. Мы ж знаем, ты не трусишь.
И Енос поставил свой знак.
«Счастливое Дерзание» отплыла через час после восхода солнца. Было прекрасное утро, ясное, теплое, со свежим северо-западным ветром, чтобы содействовать нам и отгонять туман от берега. Собственно, отплыть мы намеревались на восходе солнца, но Енос не явился, а когда мы пошли за ним, его дочери объяснили, что он отправился вытаскивать сельдяную сеть. Мы поняли, что это военная хитрость, и пошли искать его в самом очевидном месте. Он впал, в жуткую ярость, когда мы его нашли, и горько жаловался, что человеку нельзя даже «по своим делам сходить» без того, чтобы за ним не увязались. Мало-помалу мы сманили его на помост, оттуда на борт и в каюту; он еще не опомнился, как мы отдали концы.
«Счастливое Дерзание» выглядела чудесно, пока, покачиваясь на волнах, шла по заливу туда, где ее ожидало открытое море. Под всеми полными ветра парусами она чуть кренилась и весело резала волны, так что даже нагнала и обогнала два-три припоздавших рыбачьих судна, направлявшихся на банку. Их команды весело нам ухмылялись — единственный прощальный привет, какой позволяет себе ньюфаундлендский моряк. Слова прощания могут накликать беду.
До того как
