Пруссия – наша - Александра Сергеевна Шиляева
В следующий раз я проснулась, когда мне заложило уши на снижении. Посадка была мягкая, как на диван.
Кёнигсберг.
***
Звёздочки – тоже отдохновение для глаз и мысли читателя. Нельзя всегда прибегать к арабской цифре, расчленяющей повествование значительно резче, да и не могла я этому экскурсу придать характер полноценной главы.
«Добро пожаловать в аэропорт имени Елизаветы Петровны» ‒ сказали нам, и мы вышли в чистое белое пространство, но уже около багажной ленты увидели много рекламы казино. Кёнигсберг – это маленький Лас-Вегас, вы знали?
На улице нас мгновенно сдул балтийский ветер и унес обратно в Москву! Конец повести.
Да, сдул и выдул все тепло из моего уставшего тела. Я курила и держала чемодан, который от меня уносило, Хелюля вызывал такси.
Пока мы ехали, я смотрела в окно и составляла первое впечатление о новом городе. Немецкие дома стояли рядом со страшными хрущевками, что меня совсем не удивило, ведь я была в Карелии. Еще мы проехали два магазина с заманчивым названием «Лавка Бахуса».
Наша квартира была в самом центре – напротив Рыбной деревни в двух шагах от реки. Это путешествие было немного похоже на летнее, когда Хелюля держал наш маршрут в секрете от меня. Но тогда это была концепция, а сейчас не было никакой тайны, просто мне ни о чем не говорили названия городов, мест. Я пока глазами своими не увижу ‒ не пойму. Вот ‒ говорит он – сейчас пообедаем и на остров Канта сходим. А я вообще в душе не знаю, что такое остров Канта! Я ночь не спала.
Я ночь не спала, но держалась бодро. Мы перешли по Юбилейному мосту в Рыбную деревню, оценили глинтвейно-янтарное настроение на набережной. Ветер никак не успокаивался, хотя в городе он был слабее, чем в аэропорту. Нас привлек французский ресторанчик «Мадам Буше» в старой смотровой башне.
Мы заказали там два глинтвейна, два луковых супа. На второе я взяла скумбрию гриль с овощами, а Хелюля ‒ бифштекс с яйцом и пюре. Он сказал, что это настоящая французская кухня. Меня луковый суп не поразил вообще. Как-то я готовила его дома по рецепту Юлии Высоцкой, и получилась полная хрень. Думалось мне тогда, что это я что-то не так сделала, а нет, это была настоящая французская кухня.
После всех яств я, как испуганный гастарбайтер, прилипла к окну: мутная река плыла и поглощала крупный снег, а на берегах зеленела трава и по-осеннему облетали бронзовые деревья. Как красиво. Я все еще не сплю?
Когда мы шли по Медовому мосту на остров Канта, увидели на перилах дедушку Хомлина. И Хелюля рассказал мне, что эти маленькие бронзовые человечки – символы города и его хранители. Семь их фигурок расставлены по всему Кёнигсбергу. Это очень крутая идея. Увлекательный квест для туристов.
(Если бы слово Хомлин было смешнее слова Хелюля – я бы сменила имя своего спутника, но пока приходится пользоваться старым)
Посреди острова Канта стоял Кафедральный собор. Откуда-то из колонок доносилась токката ре минор Баха. Мы пошли вдоль стен читать старинные надписи на надгробиях. Встретили много забавных. А ведь их авторам они забавными не казались.
«Так много я сорвал цветов мудрости, и до конца я ничего не познал»
Могила Канта стояла за толстой решеткой как дикий зверь. Одна на фоне падающего снега, где-то глубоко в себе перебирающая звонкие косточки.
Еще здесь мы сделали первые селфи с помощью цифрового интерактивного экрана. Это так дико. Селфи с актером, переодетым в Канта. Но актер живет внутри экрана! И с экрана он делает ваше с ним совместное фото. Как будто все нормально у людей.
Потом Хелюля ушел за билетами в собор, а я осталась смотреть на сувенирные лавки. Очень мне хотелось тогда купить холщовую сумку-шоппер с надписью Königsberg. Но у нас было мало времени, и мы пошли внутрь.
Туристов было немного, но мне все равно было неприятно видеть их, потому что я жаждала справедливого безлюдья в несезон на территории своей бедной воюющей страны.
Мы поднялись в библиотеку. Она была такая красивая! Раньше люди много времени проводили в библиотеках, потому и обустраивали их со вкусом.
Пока мы стояли там посреди стеллажей из красного дерева, в полумраке, в свете теплой лампы и ярких витражей – мне позвонили из стоматологии и сообщили приятную новость – у меня выросла челюстная кость после синуслифтинга, а это значит, что я теперь могу ставить зубы. У меня даже деньги есть на это, можете себе представить? Я этому очень обрадовалась и даже немного взбодрилась.
На последнем этаже мы обнаружили посмертную маску Канта. Она была с открытым ртом. Еще нам запомнились кантовские правила званого обеда:
«Есть одному (solipsismus convictorii) для философствующего ученого вредно, это не восстановление сил, а истощение их (особенно если это превращается в кутеж в одиночку); это изнуряющая работа, а не оживляющая игра мысли. Человек, который ест за уединенным обеденным столом и остается со своими мыслями, постепенно лишается бодрости; приобретает он ее, когда сотрапезник своими разнообразными выдумками дает ему новый материал для оживления, который сам он не мог бы найти».
Когда мы спустились в гардеробную, там неистово орал ребенок, и мы, в стремлении убежать скорее оттуда, чуть не забыли куртки.
Ноги меня еще держали, но колени уже начинали ныть. Мы вышли в присоборный парк, встретили там внезапный памятник Максиму Горькому. Хелюля запечатлел меня с ним на свежем снегу. На набережной мы немного полюбовались старым зданием биржи, ныне ‒ художественного музея. Оно какое-то потустороннее. Я смотрела на него, на воду, абсолютно серое небо. И была это не просто другая архитектура, а другой мир, который со всех сторон вопрошал: нравится?
По грязной холодной речке Преголе плыл белый лебедь. Плыл один, плыл стремительно туда, откуда мы пришли. А мы шли к другому краю острова, откуда был виден Музей океана в форме земного шара. В этой ситуации Кёнигсберг предстает в качестве господина Открытого космоса. Мы покурили с этим чудесным видом и пошли обратно. По дороге захватили глинтвейн в бумажном стаканчике с нарисованным Кантом и надписью «Кант Wein».
В Рыбной деревне рядом с забегаловкой «Крымские чебуреки» была маленькая булочная, набитая людьми. Мне стало очень интересно, что там происходит. Я отдала Хелюле свой