Ульрих Макош - Молитва в цитадели
На Филиппинах я бывал много раз — до введения закона о чрезвычайном положении в сентябре 1972 года, когда журналистам из ГДР было практически невозможно добиться визы в Манилу, затем в период действия закона о чрезвычайном положении, накануне поражения американского империализма в Индокитае, втянувшего филиппинцев, как и другие народы Азии, в войну против Вьетнама, и, наконец, после победы вьетнамцев. Я разговаривал с президентом Филиппин и рабочими, со студентами и крестьянами, с чиновниками — представителями министерств, занимающимися в настоящее время реализацией программы реформ, и с их противниками, с мусульманами и христианами.
С чувством глубокой признательности я вспоминаю своих филиппинских друзей, которые помогли мне написать эту книгу и понять сложный и противоречивый путь развития их страны. Мне хочется выразить особую благодарность товарищам, с которыми я познакомился в Маниле и которые затем представили меня Генеральному секретарю Коммунистической партии Филиппин Фелисисимо Макапагалу.
Хосе Рисаль в своей прославленной поэме, прощаясь с любимой родиной, писал:
Прощай, моя Родина, жемчужина южных морей,Край, обласканный солнцем, мой потерянный рай![1]
Эта книга — результат моих поездок на Филиппины, общения с филиппинцами и тщательного изучения страны. Я пишу как друг филиппинцев, и цель моей книги — познакомить с ними многочисленных читателей.
Манила — шесть миллионов жителей от Тондо до Макати
Каждый год в третье воскресенье января в Тондо, на месте которого до испанского завоевания находилось крупное мусульманское поселение, а ныне самом большом районе трущоб и нищеты, празднуют фиесту в честь «святого младенца Иисуса». В этот день каждый человек — желанный гость. В любом доме его радушно встретят, угостят. Приготовления к празднику начинаются задолго до него, что выражается прежде всего в строгой экономии. О предстоящем событии оповещают огромные белые полотнища, которые развешивают на улицах. Хижины украшают гирляндами, ветками, цветами, бумажными лентами с приветствиями и приглашениями войти в дом и принять участие в празднике. Через Тондо шествует процессия детей. Ребят щедро угощают прохладительными напитками, одаривают сувенирами. Время от времени процессия останавливается и дети дают импровизированные представления: исполняют песни, произносят молитвы. Детские процессии задают тон этому празднику. День святого младенца завершается грандиозным фейерверком. Обитатели трущоб веселятся — мрачный, нищий Тондо становится пестрым, шумным, радостным. Подросшие дети, давно оставившие отчий дом, навещают родителей, братьев, сестер. На день нищета покидает Тондо. Еще в первый мой приезд в Манилу в 1971 году меня предупредили, чтобы я один не ездил в район трущоб — никто не гарантировал мне безопасность. И все-таки я отправился туда. Только что прошел дождь, и кругом стояли лужи. Чтобы проехать по небольшому мосту, нам пришлось заплатить «мостовую пошлину» группе подростков. В конце концов наша машина застряла в грязи. Мы вышли из нее и разулись. Мальчишки прервали игру в мяч, уставились на нас и заспорили, вероятно, о том, сколько с нас можно взять за то, чтобы сдвинуть машину с места. Самые маленькие прыгали вокруг нас, крича: «американо, американо!» Нам уже не раз доводилось слышать это в других местах страны. Но все обошлось: мы объяснили, откуда и зачем приехали, что нас привело сюда не простое любопытство, а заинтересованность в судьбе людей, населяющих кварталы бедняков.
Тондо произвел на меня тогда тяжкое впечатление: нищета, недоедание, безграмотность, утопающие в болотной грязи дороги, хижины, в большинстве своем сколоченные из досок и жести.
Спустя пять лет здесь кое-что изменилось. В Маниле я посмотрел фильм «Бертонг Суклоб». Об этом человеке в Тондо говорили со смешанным чувством страха и восхищения. Несколько лет его имя не сходило со страниц манильской прессы. Этот филиппинский Робин Гуд грабил богатых, взимал с них «налоги» и нажил себе несметное число врагов, поклявшихся его убить. Большую часть жизни Бертонг Суклоб провел в камерах столичных тюрем. Он сочинил легенду о своей неуязвимости и о том, что владеет колдовскими чарами. Однако такая жизнь ему наконец опостылела, он решил уехать из Тондо и начать все сначала. И как раз в это самое время члены другой банды разыскали его и убили. Бертонг Суклоб, некогда гроза Манилы, стал теперь героем экрана, и каждый вечер на него идут смотреть тысячи столичных кинозрителей. Не является ли этот факт символом внутренних перемен?
Облик Тондо также заметно изменился. Выровнены некоторые улицы. Поставлены столбы для будущей линии электропередачи, прокладывается канализация, кое-где перед домами лежат бетонные трубы — ждут, когда их уложат в вырытые траншеи. Эти важные и срочные работы проводятся по инициативе президента Маркоса и его правительства.
По Тондо меня сопровождает архитектор Хосе Юсоу — руководитель нескольких проектов Национального жилищно-строительного ведомства Тондо и Дагат-Дагатана. Хосе Юсоу молод; он со своей группой расположился в бараке, в центре района трущоб. Хосе Юсоу сначала демонстрирует нам всю неприглядность нищеты Тондо, а затем показывает проекты будущих зданий. Попутно он рассказывает о программе переселения, результаты первых шагов которой нам предстояло скоро увидеть.
После второй мировой войны Тондо сильно разросся, — говорит Хосе Юсоу. — В Манилу стали приезжать семьи со всех концов страны. В этой местности, которая никогда не была предназначена для заселения, нашли себе приют бедные из бедных. Площадь Тондо — сто тридцать семь гектаров. На западе он ограничен протянувшимися на многие километры сооружениями Северного порта, на востоке — частными земельными владениями, существовавшими еще до войны, на юге — рекой Пасиг, где раньше заканчивалась старая Манила, на севере — притоком Пасига — Витасом. Бедность и нищета превратили Тондо в очаг преступлений и болезней.
Группа молодых архитекторов, пользующаяся особым покровительством губернатора Манилы госпожи Имельды Маркос, начала свою деятельность с опроса населения, чтобы получить точное представление о масштабах предстоящих работ.
— К моменту опроса в январе семьдесят четвертого население Тондо было очень молодым — средний возраст составлял приблизительно семнадцать лет, — говорит Хосе Юсоу.
Далее архитектор привел данные о доходах тех семей, главы которых имеют постоянную работу. Средний месячный доход такой семьи составлял 372 песо, а прожиточный минимум требует в среднем 402 песо. Только 53 процента опрошенных семей имели в своих домах канализацию. 7 процентов пользовалось общественными уборными, расположенными поблизости от их жилищ. 64 процента жилых помещений не имело вообще никакой канализации, не было даже сточных канав. 53,4 процента осмотренных группой жилых помещений находилось в очень плохом состоянии; 46,6 процента требовало капитального ремонта.
