Иржи Ганзелка - Через Кордильеры
Колеса выбивают сухую дробь по железному настилу моста через Рио-Куинто. Название «Пятая река» — пример того, что река — это далеко не везде мощный поток воды. Пятую реку в Аргентине с большим основанием можно было бы назвать сухим вади Нубийской пустыни.
За Рио-Куинто начинается царство песка. Он овладел всем. Он душит последние ростки жизни в этом крае, наступает на асфальт дороги, сплошной стеной встает позади машины. Песчаная пелена висит в воздухе, словно занавес, безвозвратно закрывший от нас сцену с приморской зеленью.
Необозримая равнина неприметно повышается к западу. Только высотомер выдает близость Анд. Неумолимо перешагивает он пятую сотню метров над уровнем моря, и машина продолжает подниматься по предгорью, иссеченному вихрями песка и селитры. Ветер раскачивает мертвые стволы деревьев, которые должны были густой аллеей задержать наступление песков на шоссе. Строители автострады настолько верили в успех, что там, где им уже виделась тень от развесистых крон, они расставили деревянные скамейки, а над ними повесили дощечки с многообещающей надписью: «Для отдыха». Но вместо аллей здесь торчат лишь голые сучья, из которых пустыня высосала последние капли жизни. А сыпучие пески перехлестывают через шоссе быстрее, чем их успевают остановить люди на очистительных машинах.
Спидометр повел счет второй тысяче километров от Буэнос-Айреса. Заброшенная, запущенная дорога перевалила через пологие отроги гор Сьерра-де-Сан-Луис. Стрелка высотомера подступила к цифре «950» и слегка опустилась, чтобы набрать сил для следующего подъема.
На западном горизонте вдруг поднялся высоко к небу гигантский барьер со сверкающим гребнем вечных льдов. Костлявые пальцы деревьев окрашиваются кармином последних лучей солнца, которое медленно опускается за семикилометровую башню Аконкагуа. Кажется, что вместе с сумерками на землю приходит жизнь. Ранчо и селения вытягиваются в сплошную полосу жилищ по обеим сторонам дороги, безрадостная пустыня отступает, давая место виноградникам и фруктовым садам. Вдоль дорог дымятся кучи сухих листьев, дорожные рабочие ведрами вычерпывают из канавы воду и выливают ее на обочину шоссе.
Но не мановение волшебной палочки изменило на глазах лицо земли у подножья Кордильер. Порою здесь годами не выпадает ни капли дождя. Упирающиеся в небо горы задерживают всю влагу, которую несет ветер с Тихого океана. Много воды уносят горные быстрины туда, откуда пришла она, — в океан. Но много воды в виде снега и льда покрывает также и восточные склоны исполинских гор. По ним к подножью текут реки жизни. Два поколения итальянцев, испанцев, немцев, славян и креолов с Ла-Платы боролись за землю у подножья гор, пока не выткали на ней сложный узор оросительных каналов. Трудолюбивые люди со всех концов света напоили изнывающую от жажды землю живительным соком горных быстрин.
Целинная земля поддалась человеку и принесла первые плоды.
Жемчужная раковина у подножья Анд
1560 год.
Всего двадцать лет прошло с того дня, когда завистливые и алчные испанские авантюристы в погоне за властью и за грудами инкского золота убили того, кто не раз давал им в руки оружие и учил убивать. Они казнили Франсиско Писарро. Север Южной Америки был залит кровью. Южной частью материка так горячо не интересовались: у арауканов не было золота, и, кроме того, они умели постоять за себя.
Земля горела под ногами чилийского губернатора Гарсиа Уртадо-де-Мендоса. Он искал стратегического выхода с узкой полоски между морем и Кордильерами. Это и оказалось одной из причин, побудивших его отправить через горы на восток Педро-дель-Кастильо с сотней всадников. Приказ был ясен: захватить новые земли, присоединить их к вице-королевству Перу и заложить город.
Так родился город Мендоса, но условий для жизни у него не было. Целых двести лет оставался он со своими окрестностями ничьей землей, пока его не прибрал к рукам испанский вице-король из Ла-Платы и пусть формально, но присоединил к провинции Тукуман.
Но Мендоса дожила и до дней своей славы, которая пришла к ней в начале XIX века, когда пост губернатора занял опытный солдат революции генерал Сан-Мартин. Он знал испанское военное искусство, а на полях битв в Африке познал и боевую практику. Во Франции у Россильона он сражался против Наполеона. Вернувшись в Южную Америку, он увидел яснее, чем кто-либо другой, что плохо организованная гражданская милиция под руководством дилетантов-командиров никогда не разобьет вышколенных войск испанского короля и никогда не принесет Южной Америке свободы. В Мендосе он нашел достаточно добровольцев, чтобы создать из них настоящую армию, и ремесленников, чтобы эту армию одеть и вооружить. В Мендосе он нашел и ту спокойную обстановку, которая оградила его от яростной грызни за власть на Ла-Плате и помогла подготовиться к великой борьбе. И из той же Мендосы повел он 4 тысячи своих солдат по старым следам Кастильо через Кордильеры. Его армия принесла чилийскому побережью свободу и возвела Мендосу на вершину славы. Целых пятьдесят лет процветал город, пока враждебные силы природы не нанесли ему страшного удара. Катастрофическое землетрясение смело город с лица земли. В нем не осталось камня на камне; половина населения погибла под развалинами.
Уничтоженный город с трудом возвращался к жизни. Он мог рассчитывать только на собственные силы, но их было мало. Мендосцы знали, что ключ к возрождению их города — в развитии садоводства и виноградарства. Но для этого нужны были люди, трудолюбивые земледельцы, которые бы не боялись безмерно трудного начала. Лишь на рубеже двадцатого столетия к Мендосе хлынули первые потоки переселенцев, которых выгнала из Европы нищета и мечта о клочке собственной земли. Под их руками сеть оросительных каналов дошла до высохших долин предгорья. Они знали свое дело и были упрямы, они сумели дать целине силу и получить от нее прекрасные плоды; они могли работать не покладая рук от зари до зари, но торговать не умели.
И тогда в Мендосе появился новый сорт людей: купцы и коммерсанты. Правда, без них в этом захолустье Южной Америки реки вина и горы фруктов приносили малую пользу как производителям, так и далеким потребителям. Но люди, ставшие связующим звеном между ними, вскоре взяли власть в свои руки и начали по-своему хозяйничать и в Мендосе и на дальних рынках.
Сегодня Мендоса — один из самых красивых городов Аргентины. Весь центр города утопает в море цветов и зелени, а аллеи обширных парков проникают даже в торговые районы. Ряды тенистых деревьев вдоль улиц и площадей получают живительную влагу из открытых оросительных канав, которые отделяют мостовую от просторных тротуаров. А из роскошной зелени глядит, самовлюбленно и капризно улыбаясь, богатый город, уставший от изобилия и всеобщего восхищения.
