Тур Хейердал - ИСКУССТВО ОСТРОВА ПАСХИ

Фото 183b (In situ, Easter Island). Стенная роспись: серповидное камышовое судно с тремя мачтами. Судно изображено на нижней стороне большой кровельной плиты одного из каменных домов Оронго. Серповидный корпус оконтурен широкой красной линией; грубыми поперечными линиями белого цвета обозначена вязка. Средняя мачта пронизывает красный круг, смысл которого обсуждается на с. 151 (ср. рис. 22, 23, 27).

Фото 183с (Washington 129759). Череп с гравировкой налобной кости. На острове Пасхи нередко гравировали символы на черепе умершего родича. На данном образце вырезан символ, напоминающий комари; он начинается чуть выше носовой кости и тянется к макушке. Образец приобретен на острове Пасхи Томсоном в 1886 году.

Фото 183 d (Philadelphia 18055). Перьевой венец. Весьма совершенные изделия из перьев были очень распространены на Пасхе, и образцы хранятся в разных музеях. По классификации Энглерта (1948, с. 228–229), длинная головная повязка с длинными перьями называлась у островитян ха’у вае-ро. Этот головной убор, один из самых обычных на острове, — еще один аналог традиционным головным уборам народов древнего Перу (ср. фото 317 ш, 320; рис. 45).

Фото 184–299. Унаследованные или собственные скульптуры. Все изделия, включая изделия искусства, найденные археологами нашей экспедиции на Пасхе при осмотре селищ или в ходе стратиграфических раскопок, опубликованы в двух томах отчета Норвежской археологической экспедиции на остров Пасхи и в восточную часть Тихого океана (Heyerdahl and Ferdon, vol. 1, 1961; vol. 2, 1965). Обнаруженные в то же время изделия искусства, которые находились в частном владении и были принесены островитянами в экспедиционный лагерь либо в качестве подарков, либо для обмена, или же хранились в известных одним владельцам тайниках, описаны в этнографическом очерке на с. 60–92 данного тома; примеры иллюстрированы на фото 184–299.

Фото 300–301. Примеры нестандартных изделий современного пасхальского искусства. Меновая торговля с иноземцами началась уже во время первых визитов голландцев в 1722 году и испанцев в 1770 году. В обмен на европейские ткани, гвозди, бусы на суда доставлялись плоды земли — батат, бананы, чилийский перец. Лишь в 1774 году, когда остров переживал голодную пору, пасхальцы предложили капитану Куку для обмена деревянные украшения и портретные фигурки. Меновая торговля такого рода с редкими иноземными гостями велась вплоть до прибытия на Пасху миссионеров в 1864 году, когда множество языческих изделий, не уничтоженных огнем или другим способом, быстро исчезло в тайниках. В последующие годы многие из этих предметов были извлечены из тайников и предложены для обмена мирским посетителям острова. Так продолжалось около двух десятилетий, пока не иссякли первоначальные запасы изделий из торомиро. Многие деревянные вещи погибли при хранении в сырых тайниках. Пришло время начинать изготовление поделок для продажи, и случилось это около 1886 года под влиянием прибывшего с Таити поселенца Александра Салмона. Сотрудничество Салмона в 1882 году с немецкой экспедицией на «Гиене» и в 1886 году с американской экспедицией на «Могикане» позволило провести на острове первые серьезные этнографические исследования. Во время этих продолжительных визитов были сбыты все наличные деревянные изделия, и пасхальцы принялись вырезывать новые копии, которые пользовались все возрастающим успехом у последующих гостей острова. С началом массового коммерческого промысла мотивы свелись к стандартным типам плясовых принадлежностей, эмблем ранга и фигурок, которые было заведено выносить напоказ; иначе говоря, речь шла о предметах, которые пасхальцы более ста лет охотно сбывали иноземцам. В отличие от скульптур, представляющих собой общее художественное наследие всей островной общины, в тайниках оставались охраняемые тапу, сугубо частные, домашние идолы моаи маэа, которые не предназначались для показа, а служили магическими талисманами, призванными приносить счастье самому владельцу и его семье. В начале двадцатого века было зафиксировано, что излюбленным занятием пасхальцев стала охота за резными изделиями в чужих пещерных тайниках, и время от времени остров покидали подлинные экземпляры скульптур сугубо личного назначения, причем они затем чаще всего оседали в музейных кладовых. Коммерческие копии таких предметов спросом не пользовались и не изготовлялись. Однако в 1955–1956 годах назрела пора для следующего шага, раскрытия древнего общинного секрета. Многие, если не большинство пасхальских семей, все еще хранили предметы из языческого наследия, которых сами побаивались, хотя, как правило, и не поклонялись им. Едва были развеяны чары долго хранимого секрета, как появились нестандартные изделия, вырезанные для продажи по старинным образцам или по устным описаниям. Это было такой же неожиданностью, как появление сходных образцов из пещерных тайников. Подобно коммерческим копиям стандартных деревянных поделок, изготовляемым примерно с 1886 года, необычные каменные изделия, вырезанные островитянами для членов Норвежской археологической экспедиции в 1955–1956 гг., легко отличить от некоммерческих образцов (например, фото 300–301).

Фото 302–320. Сравнительные мотивы во внеостровном искусстве. До сих пор считалось аксиомой, что корни пасхальской культуры надо искать где-то на Маркизских островах. Поскольку доказательств не хватало, иногда называли атоллы Туамоту как альтернативный вариант. Возможность влияния великих материковых цивилизаций на другой, наветренной стороне не принималась в расчет. Между тем на карте видно, что на таком же расстоянии от уединенного острова Пасхи, как названные архипелаги Полинезии, раскинулась Южная Америка, откуда в сторону Пасхи и лежащих еще дальше островов направляются пассаты и мощное Перуанское течение. Некоторые современные исследователи, плохо знающие историю острова Пасхи, пытались, применяя глоттохронологию, на основе теперешнего письменного языка пасхальцев — рапануйского, определить, когда был первоначально заселен остров. Иные даже утверждали, что этот метод позволит точно указать район Полинезии, откуда вышли пасхальцы. При этом упускали из виду, что голландцы и испанцы, по их словам, застали на Пасхе смешанное население. А Кук, который вез с собой переводчика, записав на острове отдельные полинезийские слова, в то же время отметил, что местный язык совершенно непонятен даже его полинезийскому помощнику. Еще до него испанцы составили список пасхальских слов, включающий явно неполинезийские числительные. Через сто лет присланные с Таити миссионеры и прибывшие следом за ними овцеводы Брандер и Салмон утвердили в речи и в письме таитянский язык. Немногочисленное население легко поддалось влиянию новых учителей. После того как миссионеры вывезли изрядное количество пасхальцев на Мангареву в Полинезии, на Пасхе осталось всего 111 жителей. Уже к этому времени, как отметил Палмер в 1868 году, язык настолько изменился, что нельзя было сказать, каким он был первоначально. Судить о происхождении пасхальцев только на основании известного нам языка островитян по меньшей мере нереалистично. Научных аргументов в пользу гипотезы о прибытии пасхальцев с Маркизских островов не выдвинуто, если не считать указания, что там тоже существовали антропоморфные статуи, пусть даже совсем немногочисленные и невзрачные рядом с пасхальскими, тогда как ни на Туамоту, ни в других частях Океании таких аналогий нет. Но сегодня и этот аргумент обесценен, так как радиокарбонная датировка двух объектов с монументальными изваяниями на Маркизских островах показала, что эти статуи гораздо моложе изваяний Раннего периода Пасхи, и даже первые статуи Среднего периода старше маркизских. Иногда ступенчатые культовые платформы Пасхи сравнивают с каменными платформами на других островах Восточной Полинезии, в частности, на Маркизах и Туамоту, забывая при этом, что точно такие сооружения не менее характерны для древних культур Южной Америки. Чрезвычайно специализированные способы кладки и мегалитические размеры плит в наиболее древних культовых сооружениях Пасхи сближают их скорее с древним Пору, чем с известными памятниками Океании. Давно отмечено, что и прочие особенности пасхальской архитектуры, включая цилиндрические каменные башни, культовые и жилые постройки, а также культ птицечеловека и другие верования и обычаи заметно отличают пасхальцев от любых представителей полинезийской семьи. Вместе с тем недостаточно учитывался тот примечательный факт, что все эти неполинезийские элементы характерны для морских культур времен Тиауанако и Мочика с наветренной стороны острова. Искусство острова Пасхи лучше какой-либо иной составной части пасхальской культуры отражает суть местных верований и обычаев. Обзор этого весьма разнообразного искусства показывает, как оно чуть не во всем разительно отличается от однообразных масок тики и стилизованных геометрических узоров, типичных для маркизского искусства. Пасхальское искусство отлично и от искусства всех других областей Полинезии, но контраст с изделиями маркизцев и туамотуанцев особенно велик. Поскольку Океания в целом и две ближайшие островные группы в частности не могут объяснить весь спектр необычных и замечательных проявлений культуры острова Пасхи — ближайшего к Южной Америке форпоста Океании, — нам представляемся допустимым и даже резонным включить наветренную сторону в обзор возможных источников влияния и происхождения. Географические особенности, а также местные каноны и традиции обусловили различие материала и оформления произведений искусства разных областей в границах Полинезии, как и в границах древнего Перу. Поэтому задача сравнительного обзора выявить, где возможно, скрытые поверхностным камуфляжем местного декора основные идеи мотивов и символов. Попытка провести такое сравнение с привлечением внеостровного материала дана на фото 302–320.