Владимир Динец - Зима на разломе
Сыну Тони Ринга исполнилось тринадцать. По еврейским обычаям, это большой праздник, но Тони вообще отказался его отмечать в знак протеста против религиозного мракобесия в стране. Насчет мракобесия он, в общем-то, прав, но тут, на мой взгляд, несколько увлекся. Впрочем, это его дело.
Мы все теперь ходили с оружием, потому что пограничники обнаружили на контрольно-следовой полосе чьи-то следы, ведущие из Иордании. Оттуда иногда приходят террористы, но чаще просто всякие темные личности, которые пересекают узкий в этом месте Израиль и исчезают в Египте. Так я впервые обнаружил, что граница страны «на замке» только на словах, но в тот момент меня это мало интересовало.
Ночные засидки позволили мне выяснить, что каждое утро, часа в четыре, за выложенными мною цыплятами приходят два каракала. Теперь я выкладывал цыплят все позже с каждым днем, пока звери не стали приходить, когда уже светало. Они сидели под окном, словно домашние кошки, а когда я кидал им цыплят, тут же начинали драться, сколько бы цыплят ни было. Я взял у Давида фотоаппарат и немного поснимал их. Каракала иногда называют пустынной рысью, но поведением он больше напоминает большого камышового кота. У него короткая золотисто-кофейная шерсть, голубые глаза и такие длинные черные кисточки на ушах, что издали они кажутся антеннами.
Однажды утром я шагал в контору с фотоаппаратом на плече и внезапно увидел в двух шагах от дорожки притаившегося за камнем леопарда. Сообразив, что он просто спрятался и ждет, когда я уйду, я сделал вид, будто его не заметил, а когда поравнялся с ним, то украдкой сфотографировал.
В этот вечер к Бене приехали две девушки откуда-то с севера — эфиопские еврейки, совсем чернокожие, но очень хорошенькие. Мы как раз собирались перейти к неофициальной части встречи, когда вечернюю тишину расколол оглушительный дуэт:
наша леопардиха громко рычала, а пришедший самец вторил ей еще более мощным басом. Потом вдруг послышалось отчаянное мяуканье и короткое рявканье. Схватив фонарь, мы с Беней помчались к вольерам. Упав на последнюю клетку, луч фонаря высветил два припавших к земле черных силуэта с горящими глазами. С одной стороны вольер огораживала наклоненная внутрь бетонная стена со смотровым стеклом — видимо, по ней самец и забрался к нашей старушке.
Мы тут же погасили фонарик, и леопарды, забыв о нашем присутствии, занялись друг другом. Мы долго сидели у решетки, наблюдая за их играми, а когда вернулись, то обнаружили, что наши девушки все доели и допили, позанимались любовью (они были бисексуалочки) и мирно спят в обнимку. Нам стоило большого труда разбудить их и растащить по комнатам.
Это был почти единственный в моей практике случай, когда мне удалось переспать с негритянкой, поэтому я не стану делать обобщений. Но в целом мне очень понравилось. У девушки было смешное имя Мини, изящная фигурка, прелестная мордашка и такие тугие груди, что они не растекались по бокам, когда она лежала на спине. Я даже заподозрил, что они силиконовые, но, к счастью, они были самые настоящие и к тому же очень чувствительные. Стоило мне положить на них ладони и, прижав, немного помассировать, как Мини мгновенно начинала дрожать, целовать меня взасос и, схватив за ягодицы, тащить к себе. Утром я едва не проспал начало рабочего дня.
Тут выяснилось, что леопард-самец выбраться из клетки не может. На мясо звери не обращали внимания, и заманить кого-нибудь из них в соседний вольер не удавалось.
Просто открыть дверь мы не могли, потому что тогда они бы выскочили оба, а самка вряд ли выжила бы в саванне после пяти лет на всем готовом. Я предложил открыть дверь и зайти в клетку — глядишь, самец испугается и убежит в соседнюю, тут кто-нибудь его там и закроет.
— А кто будет входить? — быстро спросил Ивтах.
— Ну, я…
— Тебя съедят, — возразил Тони, — а меня посадят.
— А я далеко не войду, только дверь открою.
Вскоре сотрудники выстроились вдоль решетки с лопатами, вилами и ведрами с водой. Шломи принес винтовку.
— Разряди ружье, — потребовал я на всякий случай.
Звери нервничали и кругами ходили по клетке, рявкая на нас. Едва я открыл дверь и шагнул внутрь, как самец сломя голову кинулся в другой вольер, а самка молча прыгнула ко мне. Кажется, она еще не приземлилась, а я уже снова запер клетку снаружи. Ивтах между тем закрыл дверцу между клетками. Мы подержали самца взаперти пару дней, пока у самки не кончилась течка, а потом выпустили. К сожалению, котят мы от нее так и не дождались
— возраст не тот.
Следующим событием нашей монотонной жизни был международный съезд б„рдвотчеров.
Birdwatching примерно переводится как «наблюдение за птицами». Это немного странное околонаучное увлечение стало своего рода национальным спортом в большинстве развитых стран, особенно в Англии и Голландии. Каждый уик-энд тысячи фанатов с биноклями выезжают на болота и морские побережья, вооружившись полевыми определителями птиц. Задача — увидеть в природе как можно больше видов и проставить галочки напротив их названий в списке. Нам трудно себе представить, насколько все это серьезно: в экономике некоторых туристических местечек birdwatching tourism играет весьма значительную роль. В Эйлате даже построен международный BW-центр, который занимается обслуживанием BW-туристов и учетами перелетных птиц, у которых здесь один из основных перекрестков миграционных путей. Вообще многие фанаты BW со временем становятся орнитологами-любителями.
BW-центр представляли его директор, обаятельный Реувен, и группа волонтеров. В основном это были приблатненные англичане ПТУшного возраста и вида, а один оказался индусом. Парень звался Шари и внешне напоминал покойного Раджива Ганди.
У Центра было маленькое общежитие в Эйлате, и Реувен неосторожно предложил мне пожить там, если возникнет необходимость. Общага (Беня называл ее притоном) пустовала до середины января, когда начнется весенняя миграция. Эйлат особенно славится в BW-мире мартовским пролетом хищных птиц — через Араву летят почти все хищники Восточной Европы и Западной Сибири, зимующие в Африке и Аравии. В это время в Израиль съезжаются орнитологи-любители и проводят учет мигрантов, перегородив всю страну цепью из двухсот-трехсот наблюдателей (ширина Израиля не больше 100 км).
Предложение Реувена оказалось как нельзя кстати, потому что после Нового Года я собирался перебраться в Эйлат и поискать другую работу. Уезжать из Хай-Бара не хотелось ужасно, но должен же я был привезти домой хоть какие-то деньги! Однако, зная по опыту, что полагаться на подобные обещания рискованно, я решил сперва съездить в Эйлат и посмотреть, как там обстоят дела. Денег на автобус не было, и я покатил на велосипеде.
