Ада Чумаченко - Человек с луны.
— А ведь не плохая мысль, Николай Николаевич!
— Ну вот! А вы смотрите на меня, как на сумасшедшего!
— Зачем вы так?
— Ну, как на чудака, все равно! А чудак хочет только одного: помочь народу, который этого стоит.
— Значит, вам надо ехать с нами.
— Почему?
— Потому что только вы сумеете уговорить тех, кого вы хотите уговорить. Не я же сделаю это! А вы и ваши доклады…
— Да, доклад мне следовало бы сделать.
— Значит, вы согласны со мной! А к тому же вы ведь едва стоите на ногах. Поедем с нами. «Изумруд» отвезет вас в Европу. Вы окрепнете и отдохнете. Вы соберете людей и деньги, и тогда уж за дело — обратно на Новую Гвинею!
— А пожалуй, вы и нравы, капитан.
— Значит, решено?
— Не знаю. Я подумаю. Подождем до завтра.
— Хорошо, подождем до завтра.
ПРОЩАНИЕ
Папуасы сидели на поваленных деревьях возле хижины Маклая и молчали. Лица их были печальны, глаза опущены в землю. Некоторые, вздыхая, раскачивались из стороны в сторону, как на похоронах, когда тело умершего в легком гробу из пальмовых листьев поднимают в его последнее жилище, на перекладины под крышей в его же хижине.
Маклай собирал вещи. Капитан «Изумруда» убедил его. Маклаю нужно самому привести в исполнение намеченные планы. Но он вернется, это совершенно ясно!
Маклай выходит из хижины. Он садится рядом с Туем и тоже молчит. Ему грустно. Ему очень, очень грустно.
— Маклай,— говорит наконец Туй и поднимает на него глаза,— зачем тебе уезжать, Маклай? Разве у тебя на луне есть такие братья, как мы?
— Нет, Туй, нет. Вы мои настоящие братья.
— Останься с нами. Мы выстроим тебе по хижине в каждой деревне. У тебя будет дом и в Горенду, и в Гарагасси, и в Гумбу, и на Били-Били. Мы дадим тебе жен, Маклай. В каждой хижине будет женщина, и в каждой хижине будет очаг. Куда бы ты ни пришел, тебя везде будет ждать горячий буам. Мы посадим для тебя таро. Мы будем охотиться для тебя, Маклай.
— Не удерживай меня. Я еще вернусь к вам.
— Возвращайся скорее, Маклай.
— Скоро! Да…
Между деревьями мелькают огни. Это идут с факелами из Били-Били и Гумбу.
— Пойдем с нами, Маклай,— говорят они.— В Гумбу собрались люди с гор. Они хотят смотреть на твое лицо и слышать твой голос.
Маклай смотрит на свои изорванные башмаки. Он так и не успел их переменить на «Изумруде».
— У меня болят ноги,— отвечает он.— Мне трудно идти по камням в Гумбу.
— Мы отнесем тебя на руках. Смотри, мы сделаем из веток носилки и отнесем тебя, как дикого кабана с охоты. Нехорошо, если люди с гор не увидят тебя теперь.
Носилки, подхваченные сильными руками, едва покачиваются на ходу. И впереди и сзади носилок идут папуасы с зажженными факелами. Сухие листья трещат в огне. Тени цепляются за ветви деревьев, колышутся на кустах.
— Спойте мне песню,— просит Маклай.
Как всегда, начинает Саул. Потом подхватывают остальные. Низкий голос Туя гудит, как басовая струна:
Если ты не вернешься к нам снова,
Если мы не увидим тебя,
Завянут листья на наших пальмах
И дожди затопят наши хижины.
Если ты не вернешься к нам снова,
Тангрин разорвет нашу землю,
Море выйдет из своих берегов
И о камни разобьются пироги.
Если ты не вернешься к нам снова,
В каждой хижине будут слезы и горе,
Буду плакать я, будет плакать Маш-ша,
Будет плакать Туй — сильный человек.
Маклаю делается еще грустнее от этой песни. Оп опускает руку с носилок и трогает курчавые волосы Саула.
— Я вернусь! — повторяет он шепотом.— Я же вам сказал, что вернусь!..
БИК! БИК!
Саул и Лялу по колено в воде помогали Маклаю грузить его вещи в шлюпку. Шлюпку качало. Уцепившись за корму, Туй, тоже по колено в воде, с усилием удерживал ее.
— Всё! — сказал Маклай.— Можно и ехать! Он выпрыгнул на берег и крикнул Тую:
— Туй! Посмотри за лодкой! Я сейчас вернусь!
Маклай остановился посередине комнаты и огляделся по сторонам. Все в порядке. Ящики с коллекциями, дневники, бумаги — все это уже в шлюпке.
Ножницы, топоры, два-три ножа, чашки и чайник остаются папуасам. Жаль, что он так мало оставляет им!
Под ногами загремела пустая жестянка из-под кофе. Маклай поднял ее и улыбнулся. Ульсон, наверно, посмеялся бы над ним. Но ничего! Не всегда же делать только одни умные вещи. Ловким движением ножниц Маклай режет тонкую жесть. Какие прекрасные серьги! Это Тую! Это Лялу, это Саулу, а этот кружочек с дырочкой посередине — Маше для ожерелья. Когда он вернется сюда, он обязательно привезет ей красное платьице и красные башмачки. Весело даже подумать, как она будет радоваться всему этому.
Маклай сует серьги в карман и закрывает за собою дверь. Он медленно сходит со ступенек и медленно идет но тропинке. Вот и стрела на дереве! Ему так и не пришлось зарывать здесь свои дневники. А рядом, на другом дереве, толстая доска и на ней — медная пластинка с короткой надписью:
«Витязь». Сентябрь 1871
МИКЛУХО – МАКЛАЙ
«Изумруд». Декабрь 1872
Сегодня утром ее прибили здесь по распоряжению капитана «Изумруда».
Волнение перехватывает горло Маклая. Пятнадцать месяцев, целых пятнадцать месяцев!
К лодке он спускается уже бегом. Папуасы смотрят на него. Они понимают, что и ему тоже невесело. Туй громко вздыхает и качает головой.
— Ничего, ничего,— говорит Маклай и, отворачиваясь от него, лезет в карман.— Вот серьги. Это тебе, Туй. И Саулу и Лялу!
Папуасы громко щелкают языком. Какие красивые серьги! Во всей Горенду нет таких блестящих, таких длинных серег. Но и серьги не утешают их.
— Маклай!— тихо говорит Саул и дергает Маклая за полу пиджака.
Но Маклай только машет рукой.
— Туй! — говорит он.— Саул! Лялу! Поедем со мной. Я покажу вам лодку и белых людей. Не бойтесь. Я буду с вами!
— Ты все время будешь с нами?
— Все время!
— Хорошо! Мы поедем с тобой,— говорит Туй и прыгает в лодку.
Саул и Лялу прыгают тоже. Лодка отчаливает от берега. Белая пена прибоя уже далеко за кормой. Уходит берег. Уходят зеленые чащи. Уходит домик на сваях и белые струйки дыма над хижинами Горенду.
На борту «Изумруда» папуасы ни на шаг не отстают от Маклая. Они держат его за рукава, за полы, за свободный конец пояса.
Белые люди с любопытством осматривают нежданных гостей. Перед ними ставят тарелки с угощением, но папуасы жмутся к Маклаю и ничего не едят.
Маклай ведет их в машинное отделение, потом на палубу к пушкам.
Ни пушки, ни машины не нравятся папуасам. Их пугает жар и огонь кочегарки, они отворачиваются от неподвижных пушек, шум машин заставляет их вздрагивать всем телом. Но вот Маклай подводит их к загородке на палубе. Два маленьких бычка — живой запас провизии для «Изумруда» — лениво пережевывают сено.
