60 дней по пятидесятой параллели - Виктор Николаевич Болдырев
Не хочется покидать Кушум! Понежиться бы на зеленых берегах хоть денек, половить рыбу. Но медлить нельзя. Двенадцатый день мы едем по Волго-Уральским степям, а продвинулись едва ли на шестую часть пути до Алтая. Успеем ли к осенним дождям пересечь сибирские степи?
Свертываемся, и опять в дорогу. Степь вокруг зеленеет. Но эта свежесть обманчива. Равнина солонцеватая и заросла неприхотливыми жесткими кустиками кокпека. Эта степь высохла на памяти людей. Первые русские поселенцы — донские казаки — четыреста лет назад застали на Яике, как называли Урал в старину, леса, а в прилегающих степях девственные травы, скрывающие всадника. Тогда здесь водились не только антилопы, но и тарпаны, и куланы… В Яике было полным-полно рыбы, а в степных озерах гнездились огромные стаи водоплавающих птиц.
По пути опять заглянули в пастушеский кош. В глинобитных мазанках застаем только женщин и малых детей. Мужчины и юноши с табунами. Появление необычной машины с запыленными путешественниками переполошило обитателей уединенного коша. Из мазанок выглядывают женщины. К порогам жмутся черные, как цыганята, ребятишки. Все любопытно разглядывают приезжих.
Но вскоре собирается шумный круг малышей. Ребят интересует все: кто мы, откуда и зачем едем, что за машина? Сорок пять лошадиных сил?! А если запрячь сорок пять верблюдов, кто перетянет? А на крыше у вас что такое, антенна? Ба-гаж-ник?!
Самые маленькие голопузики подпрыгивают на мягком сиденье, вертят руль, сигналят. Художник открывает альбом. Детям степей очень нравятся верблюжата, срисованные с натуры. Лед растаял. Нас принимают как желанных гостей. Из соседних мазанок девочки несут чаши с айраном и кислыми сливками, с густым верблюжьим молоком — прохладными, утоляющими жажду напитками. Дарим малышам на прощание блокноты, тетрадки, карандаши.
Босоногая ватага гурьбой провожает машину. Ребята машут подарками. Гостеприимный кош быстро скрывается за горизонтом. Мчимся прямой дорогой на Чапаево.
И вдруг слышим лязг и грохот. Машин не видно, да и откуда им взяться в дикой степи? Дорогу преграждает высокий вал. Точно железнодорожная насыпь уходит в обе стороны к горизонтам.
Въезжаем на вал. Прямая широкая и глубокая ложбина выкопана в степи. Земля разворочена словно плугом великана. По дну ее, лязгая гусеницами, ходит мощный бульдозер, счищая пласты рыжеватой глины. За рулем статный молодой казах в кепке и промасленном комбинезоне. Что тут будет?
— Тайпакский канал, вода тут из Кушума пойдет, — говорит он, сдвигая кепку на затылок, — в Дунгулюке стройка идет, экспедиция стоит, инженеров много, они расскажут…
Большая стройка в степи! О ней мы ничего не знали. Быстро шагает жизнь! Но Дунгулюк в стороне, сворачивать не будем. Бульдозерист советует увидеть в Уральске Марию Никитичну Бондареву.
— Все о воде знает, — улыбается он, — водяная царица!
Переезжаем ложбину. Если заполнить ее водой, тут пройдет большой речной пароход. Нам еще непонятно, зачем строят канал между Уралом и Кушумом, куда потечет вода по этой глубокой ложбине. Одно ясно: уральцы не сидят сложа руки, они теснят засуху самым действенным оружием — водой.
МАТЬ ЖИЗНИ
Запыленные, похудевшие, обожженные солнцем стоим у обелиска с бюстом Чапаева. Позади остались знойные Волго-Уральские степи.
Только что выехали на лбище — высокий берег Урала. Весь берег усыпан домиками. Это Чапаево, бывший Лбищенск — казацкий уездный городок. Дома вплотную подходят к глинистому обрыву. Когда-то Урал подмывал этот берег, а теперь уходит от села, прижимается к луговой стороне, оставляя просторные песчаные отмели. Широка здесь река. Берега заросли лесом.
Против места, где теперь стоит обелиск, раненый Чапаев спустился к воде. Белоказаки тесным полукольцом окружили последнюю горстку храбрецов, прижали к обрыву. Чапаев бросился в Урал и поплыл. А с высокого берега строчили пулеметы. Не выплыл комдив к левому берегу. Вражья пуля настигла в воде. Но тела его не нашли враги.
Дорога круто спускается к берегу. Наконец-то искупаемся в настоящей полноводной реке. Бросаемся в Урал, хотим переплыть реку там, где плыл когда-то Чапаев. Вода студеная, течение стремительное, далеко сносит пловца. И здоровому человеку нелегко его одолеть; едва выплыли к тому берегу. Трудно было плыть раненому Чапаеву в этих быстрых холодных струях.
Белоказаки, отлично знавшие степь, пробрались в тыл по сухой глубокой ложбине Кушума. Она скрыла их от наших дозоров. Внезапно ударили казацкие полки на Лбищенск…
Чапаевцы отомстили за гибель комдива: смели казацкие сотни, отбили Лбищенск, раскололи Уральский белый фронт. Слушаем экскурсовода в крошечном местном музее. Он показывает снимки, фотокопии документов. Рассказывает о славном боевом пути Чапаевской дивизии.
После осмотра музея едем дальше. Вдоль Урала проложена асфальтовая дорога. Можно засветло попасть в Уральск. Стрелка спидометра переваливает за сто. Шины гудят. Сегодня увидим первый по маршруту город — столицу Западного Казахстана. Таких городов мы встретим еще пять: Актюбинск, Кустанай, Целиноград, Павлодар и Барнаул.
Птицей летим по асфальту. Промелькнула станица Бударинская. В сентябре 1773 года Емельян Пугачев захватил Бударинский форпост. Отсюда с тремя сотнями яицких казаков начал он свой замечательный поход.
Смеркается. Впереди зажглись огни Уральска. Под стенами города, у слияния трех рек — Чагана, Ревунка и Урала, — останавливаемся на ночлег. Чаган — небольшая река, а Ревунок и того меньше. Зато Урал здесь глубок и широк. После Волги и Дуная это третья по величине река Европы. В затихших плесах причудливыми тенями отражаются деревья густой Ханской рощи. В этих рощах в старинные времена возводились в ханское достоинство киргиз-кайсацкие князья. Теперь это парк имени Горького — любимое место отдыха уральцев.
Палатку ставим напротив Ханской рощи, за Ревунком, на высоком и плоском глинистом мысе. Тут веет ветерок и нет комаров. В заводях Ревунка и Чагана вся вода в кругах — рыба играет. Зажигаем фары. Машина замерла на краю обрыва, и голубоватые лучи светят высоко над водой, теряясь где-то в сине-черной тьме. Откуда-то тучей налетают мотыльки и ночные бабочки. Они долго мечутся в смутном сиянии лучей, как серебристые снежинки в метель…
Утром нас будят хриплые голоса:
— Эй, рыбаки, заря кончается!
— Эй, эй, сони,
