Путешествие в Талех - Валентин Петрович Городнов
Во время перекочевок жилище вместе с домашним скарбом и утварью искусно навьючивают на верблюда, и семья отправляется в путь. Средней семье, состоящей из семи человек, достаточно иметь двух вьючных верблюдов, чтобы перевезти все свои вещи вместе с акалем. Благодаря физической выносливости кочевников, а также вьючных животных двигаются очень быстро, со скоростью до пятидесяти километров в сутки. Это очень много, если учесть жаркий климат страны, а также факт, что верблюд редко используется для перевозки людей.
Большие поселения кочевников встречаются редко. Обычно акали, принадлежащие отдельным семьям, разбросаны на значительном расстоянии друг от друга. В них живут, как правило, женщины и дети, присматривающие за козами и овцами; подростки отгоняют верблюдов на более отдаленные пастбища. Глава семьи обычно отсутствует: он отправляется в придорожный поселок или близлежащий город, где всегда можно купить необходимые в хозяйстве кочевника продукты или другие товары.
Вот и сейчас хозяина не было дома. А четверо детей, старшему из которых было лет семь, возились неподалеку от жилища и тоже, казалось, не проявляли к нам никакого интереса. Лишь изредка можно было перехватить взгляд любопытных черных глазенок, на мгновение устремлявшихся в нашу сторону.
Выпив традиционного чаю с козьим молоком и дав возможность Ахмеду как следует наговориться со своей родственницей, мы распрощались с гостеприимными хозяевами и к вечеру добрались до Эригаво.
ДЕРВИШИ ИЗ ЭРИГАВО
Утром проснулись от… холода. Замерзли в Африке, под шерстяными одеялами. Рассказать в Москве — не поверят! Два с лишним километра над уровнем моря дают о себе знать.
Город состоит из двух частей — жилых кварталов и района официальных учреждений, включающих здание комиссариата, полицейский участок, больницу, тюрьму… Все учреждения выкрашены в белый цвет, вероятно, для того, чтобы их не перепутали с жилыми домами. Эригаво рекламируется в официальном справочнике «Сомали сегодня» как город-курорт с прекрасным прохладным климатом. И хотя специальных «курортных учреждений» в городе нет, он все же оправдывает свою репутацию. Прекрасный парк, хотя и небольшой, порос высокими тенистыми деревьями и сочной травой. В лесном массиве Далло, что в нескольких десятках километров к северу от города, произрастают знаменитые мирровые деревья, которыми в древности славилось Сомали. Там же растет один из видов красного дерева, из которого в Эригаво выделывают знаменитые по всей стране палки-посохи с затейливой резьбой и набалдашниками в виде фигурок зверей и птиц.
Эригаво отделен от Аденского залива горами. С другой стороны перевала, на берегу залива, находится городок Маит. В средние века это был известный порт, там приставали суда, шедшие из стран Ближнего Востока. Ныне порт потерял свое былое значение. Жители побережья промышляют рыбу на небольших парусных суденышках — дау.
В Майте находится гробница шейха Исаака, родоначальника одноименной племенной группы, населяющей сейчас в основном Северо-Западную провинцию. Гробница шейха считается святыней, и многие сомалийцы, принадлежащие к исаак, совершают сюда паломничество.
Здесь у нас состоялась незабываемая встреча с Абди Нур Хидигом, одним из двух дервишей-повстанцев, которым «Аллах сохранил жизнь до нашего приезда», вняв, очевидно, молитвам ау Джамы в Могадишо.
Перед нами один из немногих оставшихся в живых активных участников событий тех лет, более того, человек, близко знавший сеида Мохаммеда. Выясняется, что он еще и его родственник: сестра Абди Нур Хидига была одной из младших жен сеида.
Наш собеседник заявляет, что ему девяносто лет. Что ж, приходится верить ему на слово. По его виду примерно так и есть, хотя старик держится довольно бодро. Рассказывая о былых сражениях, он жестикулирует, рисует палкой на песке: кто откуда наступал, кто куда отступал. Показал нам шрамы былых ран — у него были прострелены правая ключица и правое колено.
На следующий день Абди Нур Хидиг привел своего соратника Абди Нур Гулида по прозвищу Дерех (Высокий). Такой же старый, как и Хидиг, Гулид Дерех был к тому же еще и слепым. Тем не менее при второй пашей встрече пальма первенства в рассказах о восстании сеида Мохаммеда перешла к нему, а Хидиг лишь кивал головой в знак согласия и солидарности со своим товарищем.
Выяснилось любопытное обстоятельство: наши собеседники только сначала были на стороне восставших, а потом перешли на сторону англичан и принимали активное участие в подавлении восстания.
— Почему вы это сделали?
— Сеид Мохаммед убил четырех моих братьев, — отвечает Гулид.
— И моего отца, которого оговорили, обвинив в измене. Меня тоже хотели убить, — добавляет Хидиг.
Из дальнейших расспросов выясняется, что главную роль тогда играли племенные и родственные связи и что ими, а вовсе не политическими мотивами определялись многие действия современников движения. И мы снова вспомнили слова президента Мохамеда Сиада Барре о том, что сомалийцы начали понимать значение и смысл движения сеида Мохаммеда только после того, как оно закончилось.
Оба старика — Хидиг и Гулид — во всех деталях описали бои, в которых они участвовали на стороне англичан в последний (1920-й) год восстания. Но нас больше интересовало, что происходило в лагере повстанцев, когда Хидиг и Гулид были еще среди них. И наши собеседники, нимало не смущаясь тем, что сами они изменили сеиду Мохаммеду, начали расхваливать его достоинства.
С их помощью мы пытались разобраться в одной загадочной, почти детективной истории с так называемым письмом Салиха.
Английские и итальянские колониальные власти организовали поездку нескольких зависимых от них сомалийских шейхов в Мекку к Мохамеду Салиху — основоположнику религиозной секты салихийя, к которой относил себя и сеид Мохаммед, одно время учившийся у Салиха. Эта группа шейхов, якобы представлявших сомалийский народ, должна была оклеветать сеида Мохаммеда и добиться официального осуждения его действий.
Приехав к Салиху, шейхи стали убеждать его в том, что сеид Мохаммед не соблюдает религиозные законы и отошел от праведного пути. Они обвинили сеида, в частности, в излишней жестокости и деспотизме. Салих не поверил им и заявил, что хочет знать мнение Абдуллы Шихери, который часто приезжал к нему и никогда не говорил
