Константин Бадигин - Три зимовки во льдах Арктики
„Седов“ продолжает путешествовать по разводью. В 1 час 45 мин. он коснулся левой скулой кромки льда и опять начал разворачиваться против часовой! стрелки. К 8 часам утра наш компасный курс был равен 165 градусам. Потом корабль начало относить на восток, и сейчас он разворачивается в обратном направлении.
Думаю, что на этот раз свежий северный ветер отбросит нас к югу гораздо дальше, чем когда-либо.
15 часов. Удалось пополнить запас пресной воды: к кормовой части судна подошли занесенная снегом льдина. Был объявлен аврал, и в течение пятнадцати минут мы успели погрузить на судно шесть мешков снега. После этого льдина отошла от нас.
18 часов. Северный ветер усилился до шторма. Метет пурга. Лед на разводье находится в непрерывном движении. Время от времени от ледяной чаши „Седова“ откалываются новые и новые куски. Волны фосфоресцируют. Грозное и вместе с тем прекрасное, ни с чем не сравнимое зрелище...
12 января 3 часа. Время позднее, но на корабле никто не спит. Северный ветер усилился до 10 баллов. Вокруг нас все так и кипит. Свист ветра, плеск воды, стоны ломающегося на волнах молодого льда, заунывное пение снастей лишают нас покоя.
Но пока что опасность нам не угрожает. По-прежнему нет никаких признаков сжатия. Зато на ледоколе дело обстоит значительно серьезнее. Оттуда передают, что огромные ледяные поля, заклинившие корабль, пришли в движение и жмут на корпус ледокола. Могучие шпангоуты „И. Сталина“ прекрасно сопротивляются сжатию, но на всякий случай начальник экспедиции распорядился вынести аварийный запас на палубу. Из трюмов подняты мешки с мукой, уголь, камельки, аварийная радиостанция, теплая одежда, снаряжение.
9 часов. Ночь прошла относительно спокойно. Лишь изредка судно ощущало слабые толчки, - по правому борту происходило сжатие молодого льда, образовавшегося за последние сутки. Слева на 200-300 метров от судна по-прежнему тянется чистая вода.
С ледокола передают, что там сжатие благополучно закончилось. Ледяные поля растрескались, вдоль трещин выросли гряды торосов, потом напряжение ослабло, и поля начали расходиться.
20 часов. Только что окончилась долгая беседа по радиотелефону с корреспондентами газет, находящимися на ледоколе. Отвечали на их вопросы вдвоем с Трофимовым. Вопросов было очень много, поэтому разговаривали больше часа. В заключение корреспонденты пригрозили:
- Просим вас приготовиться к нашей атаке.
Что ж, мы, пожалуй, готовы к ней. Как видно, баталия будет жаркая. На борту ледокола человек десять специальных корреспондентов, и каждому наверняка потребуется полное собрание очерков, рассказов и воспоминаний. Придется устроить очередной литературный аврал.
22 часа. Зыбь. Настоящая океанская зыбь! К нам донеслось могучее дыхание далекого Атлантического океана. Как отрадно чувствовать после двух с половиной лет мертвого спокойствия это мерное покачивание судна, видеть, как перекатываются мощные водяные валы, слышать отзвуки далекого урагана, взбаламутившего океан...
Влияние океанской зыби мы почувствовали уже несколько часов назад, - льдины периодически опускались и сходились с характерным для сжатия скрипом, лотом приподнимались и расходились. Но трудно было поверить, что это зыбь.
Я спустился на лед, лег на самую кромку и, вытянувшись во весь рост, начал наблюдать. Да, это была настоящая океанская зыбь: со строгой периодичностью в 9-10 секунд обломки льда покачивались и взаимно перемещались.
Когда я вернулся на судно, здесь уже чувствовались новые признаки зыби: висячие лампы ритмически покачивались.
Я немедленно сообщил о своих наблюдениях Белоусову. Зыбь должна довершить разрушение ледяных полей, окружающих ледокол „И. Сталин“. Она раздробит их на мелкие куски, тем более что северные ветры дуют с неослабевающей силой.
23 часа. Только что снова говорил по телефону с Белоусовым. Он сообщил, что на ледоколе тоже явственно ощущается океанская зыбь. Ледяные поля ломаются и крошатся. С часу на час можно ждать, что путь к „Седову“ расчистится.
Все понимают, что до встречи с ледоколом осталось каких-нибудь 7-8 часов. Повсюду кипит работа. Буторин и Га-манков докрашивают кормовой кубрик. Механики проверяют, как действует паровое отопление в судовой бане. Я, Ефремов, Буйницкий собираем документы, упаковываем материалы научных наблюдений.
Все спешат, все торопятся. В общем настроение такое, как будто бы мы сидим на вокзале и ждем поезда. Поезд немного запаздывает, и от этого нетерпение растет.
Так или иначе, дрейф уже закончен. За время дрейфа „Седовым“ пройден путь в 6100 километров! Лишний час, даже лишние сутки не могут сыграть никакой роли. и судно и мы сами - в полной безопасности. Сжатия бояться больше не приходится.
Дрейф закончен... Какое огромное содержание таят в себе два коротеньких слова! Это была очень трудная, суровая школа, далекая от книжной романтики и фальшивой сентиментальности. И я горжусь тем, что наш коллектив сумел с честью ее окончить.
Еще многое будет сказано и написано о дрейфе „Георгия Седова“. Специалисты подсчитают с точностью до сотых долей соленость собранных нами проб океанических вод, проанализируют измеренные нами глубины, вычислят поправки для компасов на основе наших магнитных измерений, разберутся в собранных нами пробах планктона, установят новые законы динамики движущихся льдов, уточнят пути циклонов, используют наши гравитационные измерения для уточнения формы Земли.
Вероятно, все эти новые законы, которые наука выведет на основе собранных нами материалов, будут представлять собою значительную ценность. Но ценнее их всех простой жизненный закон, получивший новое подтверждение на примере нашего дрейфа. Это закон о рядовом, советском человеке.
Когда Нансен готовился к своей экспедиции, он отобрал для участия в ней самых сильных, энергичных, волевых людей, отважившихся добровольно последовать за ним в рискованный рейс. |
Когда Бэрд собирался идти в Антарктику, он самым тщательным образом проверял каждого своего спутника, оставлял лишь самых здоровых, самых выносливых людей.
И вот в длинный перечень побед арктической науки вписывается имя нашего корабля, простого советского корабля, отнюдь не приспособленного к длительному дрейфу в полярном паке, с обычной советской командой, отнюдь не готовившейся к такому труднейшему рейсу.
Среди нашей команды были и больные люди, с трудом переносившие тяжелые условия арктических ночей, были люди, которые еще не прошли достаточной жизненной школы, не приобрели волевых качеств, необходимых полярнику, были и такие люди, которые просто не обладали достаточной квалификацией. Но это были советские люди, обладавшие высокоразвитым чувством долга перед родиной. И как ни трудно приходилось нам порой, это чувство неизменно брало верх над всеми остальными, и коллектив „Седова“ постепенно крепнул, рос, мужал.