Игорь Клех - Миграции

Перед тем как перейти к кульминации поездки, позволю себе два небольших отступления.

Владивосток — город, вытянутый в длину, и некоторые его окраинные поперечные улочки заканчиваются в лесу. Один из загородных особняков, где нас принимали, от швейцарского шале отличали только высоченный забор и суховатый «офисный» характер. Никакой безвкусицы, все функционально — да только никто в нем не живет, разве ночует изредка или гостей принимает. Другой дом — в конце улочки Сахарный Ключ, где цена сотки за два года выросла с 1 до 5–6 тыс. у.е., — отличал более «новорусский» характер в некоторых деталях интерьера (особенно меня покорило подвесное кресло-качалка на пружине). Зато люди здесь именно что жили в свое удовольствие — с детьми, собаками, родней, в новом просторном доме на краю леса, с застольями для гостей на открытом воздухе под кедровыми соснами и лиственницами. Хозяин — бывший филолог, его жена — юрист, специализирующийся на операциях с недвижимостью. Можно, оказывается, и так.

В любом приморском городе на Западе или на Востоке непременно существует рыбный рынок — во Владивостоке таковой отсутствует. При том что доля морепродуктов в рационе приморцев несравненно выше, чем у подавляющего большинства россиян. Но и только. Кажется, я больше походил на фаната даров моря, чем все они, вместе взятые. Например, меня дружно уверяли, что трепанга можно купить в любом крупном супермаркете, безбожно путая трепанга с каким-нибудь моллюском трубачом. Каюсь, я собственноручно расколол дюжину черных и серых морских ежей в поисках их деликатесной икры — и кандидат биологических наук помогал мне в этом, даже не вспомнив, что сейчас не сезон. А располовиненные ежи продолжали шевелить своими иглами, как в фильме ужасов. С жадностью набрасывался я на отварную сифулу — жительницу ракушки, похожей на кокетливую дамскую шляпку, — сослепу приняв ее жесткий красный язык за мясо краба. Я вдумчиво сравнивал крупную икру дальневосточной симы с икрой других лососей. Впервые распробовал нежную мякоть гребешков и вошел во вкус сушеной морской капусты, напоминающий вкус тыквенных семечек (а не рыбьего жира, как в советское время). Я научился на глаз отличать банки и вправду с крабовым мясом от таких же с его отходами, напоминающими стружки и опилки в крабовой заливке. Чего-чего, а времени на это я не жалел и не терял. Новые друзья снабдили меня в дорогу еще соленым папоротником-орляком для салатов и корейским «тяем» — пастой из плесени, выращенной на соевых бобах, — острой, как аджика, и вкусной, как гноёный сыр.

Но вернемся в бухту Витязь, где дождь прекратился, распогодилось, и всей компанией мы двинулись на берег бухты. Вода в ней оказалась на удивление теплой, и кое-кто купался. Из-за заработанной во влажном климате жестокой простуды (меня успокаивали: «О, вы, видимо, не бывали южнее Окинавы, вот там климат, это действительно!») я бродил босиком по мелководью, подбирая ракушки и похожие на кокарды морские звезды, которыми были буквально усеяны прибрежные камни. Выброшенная прибоем, на песке гнила морская капуста и подсыхали белые водоросли, которые по неведению я принимал в китайско-корейских салатах за древесные грибы. Тихий почти летний вечер посреди бабьего лета на берегу одного из заливов Японского моря.

А следующий день выдался просто будто в зените лета. Я обгорел на солнце и тоже рискнул искупаться, невзирая на душераздирающий кашель. Было бы глупо этого не сделать. Утром мы отправились на машинах по такой же примерно дороге, что накануне, на противоположный берег полуострова. С сопок открывались умопомрачительные виды на заливы по обе стороны, но то, что мы увидели, спускаясь к бухте Спасения, превзошло самые смелые ожидания. Изрезанный берег и цепочки скальных островов, которых так недостает нашим морям, окруженные пеной прибоя и теряющиеся в океанских далях. Нечто такое до сих пор я видел только в одном из фильмов о Джеймсе Бонде, снимавшемся, кажется, у берегов Таиланда.

Дорога в конце концов сошла на нет, и, оставив машины, на территорию заповедника мы спускались пешком по извилистой тропинке в высокой траве, растянувшись гуськом. На песчаном берегу находился пост охраны заповедника, где нас уже ждали. В морской прогулке по бухтам заповедника мне посчастливилось попасть в число первых пассажиров самого длительного «заезда». Надо сказать, эта прогулка больше походила на родео. На длинной океанской волне катер било словно брюхом о бетон. Чтобы не вылететь из него, я одной рукой цепко держался за ветровое стекло и пружинил на полусогнутых ногах, как подсказал мне водитель, а другой рукой старался поймать и вернуть постоянно выезжавший из-под меня ящик, служивший сиденьем. Фотоаппарат я забыл взять с собой, а видеокамера разрядилась, — оно и к лучшему, иначе бы я точно вылетел за борт. Потому что снимать было что. Мы зашли в бухту Среднюю, где несколько лет назад побывал президент Путин и, по уверению инспекторов, вознамерился построить здесь дальневосточную резиденцию для отдыха и встреч с лидерами тихоокеанского региона. Отсюда мы направились к островам, рифам и скалам — «Ворота» (в просторечии «Штаны»), «Лев» (в профиль очень похоже), «Заячьи Уши». Увеличившееся волнение помешало нам заплыть в выбитый волнами грот, мы попытались — и отказались от этой затеи. Зато увидели целое стадо нерп, покачивающихся на волне и с любопытством нас разглядывающих с расстояния в полсотни шагов. Зашли в следующую бухту, где был еще один пост и дзот времен последней войны, и погуляли по дикому песчаному пляжу. Водитель катера тем временем попил пива и посудачил с коллегой.

В этой части заповедника всего четыре инспектора на дежурстве. Наш водитель Игорь — один из них. Ему 41 год, разведен, имеет взрослого сына, живет во Владивостоке, где и кем только не работал — таксистом, охранником, телохранителем. Теперь здесь инспектором, никаких курсов или экзаменов для этого не требуется. Летом 20 дней работает, 10 отдыхает, зимой — 15 и 15. Зимой труднее. В октябре море холодает, «морепродукты» (в т. ч. морские огурцы-трепанги — неужто не всех еще выловили?) уходят с глубины поближе к берегу. Тогда-то и наступает самый браконьерский сезон. У инспекторов катер с двигателем 40 л. с., ракетница и табельный пистолет (которым не пользуются, потому что браконьеры наймут адвокатов, и инспекторов же еще и посадят). А у браконьеров 200-сильная «Ямаха», автоматы и бронежилеты. Спустят на дно аквалангиста и дежурят, появится катер инспекторов, начинают кружиться, уводя подальше от места погружения, чтобы потом, оторвавшись на скорости, подобрать всплывшего аквалангиста и скрыться. А могут и очередь дать поверх голов — шутить не любят.