Рувим Фраерман - Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца
Старичок отвечал охотно:
— На острову у нас трава хороша, можно взять без большой натуги два покоса, так что коровок у нас боле полтыщи будет. А начали с малого числа этак лет пятнадцать назад. И овечки у нас есть и свинки. На Еловом острову пытались мы сеять пшеницу, только она николи не вызревает, а ячмень годами вызревает. Капусту вот тоже гонит в лист из-за дождей, и кочны завиваться никак не хотят.
— А какие звери у вас на острову?
— Из тех, что от людей бегают, — отвечал старичок, — медведи есть, лисицы, горностаи, собаки...
— Как, и собаки дикие? — удивленно воскликнул Матюшкин.
— Как есть дикие. Но у нас есть и прирученные. А волков и зайцев нет вовсе.
Монахи привезли много всякой всячины и получили то, что им было нужно. Но овощи их были водянисты, невкусны. А свинины и совсем никто есть не стал: мясо отдавало рыбой, которой, очевидно, монахи кормили свиней.
— Сие блюдо для постных дней, — сказал Литке Врангелю.— По средам и пятницам его и монахи приемлют.
Василий Михайлович, плавая на «Диане», бывал уже в этих местах и со здешними порядками компании был хорошо знаком еще при старом главном управителе Баранове. Он ко многому относился уже без удивления, но с прежним вниманием и любознательностью исследователя.
Он ввел «Камчатку» в Ситхинский[20] залив.
У самой гавани Ново-Архангельска возвышались деревянные башни крепости. Крепость первая салютовала шлюпу. За нею приветствовал пришедших стоявший в бухте американский бриг. Василий Михайлович отвечал надлежащим по уставу количеством выстрелов.
Нового управителя Российско-Американской торговой компании капитана Гагенмейстера, которого Василию Михайловичу надо было видеть по делам компании и службы, в Ново-Архангельске не оказалось.
Гагенмейстер за месяц до прихода «Камчатки» отплыл в Калифорнию за продовольствием для нужд компании и должен был возвратиться лишь в октябре.
Ждать Головнин не мог. Поэтому не пробыв и месяца в Ново-Архангельске, он вывел «Камчатку» из залива и пошел и Калифорнию, надеясь застать управителя там.
Ситхинский залив — огромное водное пространство с многочисленными безопасными гаванями.
По глади залива были разбросаны острова, на которых как будто кипели под ветром леса. Изрезанный узкими проливами меж островками, он издали казался невиданным парком с голубеющим морем вместо аллей.
Горные снега блестели над хвойными лесами. У самой гавани Ново-Архангельска, на высокой скале, окруженная палисадом из могучих бревен, возвышалась деревянными башнями крепость.
— Сие компанийский Гибралтар, — сказал Головнин офицерам.
— Вот где рай-то для праведных! — сказал матрос Шкаев.
— Ничего сторонка, — вставил слово Кирей Константинов. — А только наша Рязанская губерния много веселей!
— Куда там!.. — убежденно заметил Тишка.
Залив остался позади. Уже целые сутки шли открытым морем. Ветер был попутный, но такой ужасающей силы, что хотя Головнин и приказал убрать почти все паруса, «Камчатка» шла прямо по ветру, и можно было ожидать каждую минуту, что либо в результате удара в корму, либо по оплошности рулевых шлюп бросится к ветру, и тогда волнами переломает на палубе все и прежде всего гребные суда.
Муравьев, видя столь опасное положение, предложил положить судно в дрейф, но Василий Михайлович отказался.
— Нет, — сказал он, — жаль терять попутный ветер. Пойдем уж так, применяя возможную осторожность, доколе ветер не смягчится.
И «Камчатка» неслась самым быстрым ходом, ложась то на один, то на другой борт, готовая вот-вот черпнуть воду, но вовремя выправлялась.
Наконец ветер стих, но вскоре сделался встречным, беспрестанно меняя румбы. Небо очистилось от туч.
К югу от мыса Мендосино ветер снова стал резко усиливаться и превратился в жестокую бурю при совершенно ясной погоде.
Головнин вызвал наверх молодежь.
— Господа мичманы и гардемарины, — сказал он, указывая на горячую работу команды, — смотрите и учитесь, как надлежит лавировать парусами при свежей погоде. Мичман Литке, прошу вас стать со мною на вахту в сей опасный момент!
Литке с гордостью подошел к капитану и встал с ним рядом.
Головнин приказал спустить брам-стеньги с мачт, чтобы облегчить их и закрепить все паруса, кроме одного фока.
К вечеру были немного южнее мыса Барр-де-Арена, недалеко от российской крепости Росс, к которой нужно было подойти, но погода не позволяла этого. Крепость стояла на совершенно открытом берегу, без всякой гавани или якорной стоянки.
Поэтому, полюбовавшись издали на русский флаг, развевавшийся над калифорнийским берегом, направились к ближайшему испанскому порту Монтерей, еще издали заметив на рейде трехмачтовый корабль Гагенмейстера — «Кутузов».
Головнин хотел видеть Гагенмейстера не только для того, чтобы получить нужные сведения о делах колонии, что было поставлено в задачу экспедиции. Как ученого-исследователя, его интересовала и Калифорния, принадлежавшая тогда еще испанской короне.
Бросив якорь вблизи «Кутузова», Василий Михайлович тотчас же поспешил к Гагенмейстеру, которого уважал и любил как старого, опытного моряка. Встреча была радушной, и разговор затянулся далеко за полночь.
Сначала говорили о компанейских делах, а затем перешли и к испанцам.
Выслушав рассказ Гагенмейстера об управлении испанскими властями Калифорнией, Головнин заметил:
— Сколь я вас понимаю, весь доход, получаемый королем испанским в сей области, только и состоит в одних мольбах о здравии и благоденствии его католического величества, воссылаемых к богу проживающими здесь испанцами три раза в день.
— Совершенно верно, — подтвердил Гагенмейстер.
— А как у них обстоят дела с индейцами?
— Индейцы поначалу вели себя весьма добропорядочно, — отвечал Гагенмейстер. — Тогда испанцы стали ловить их арканами, как диких животных, причем одних убивали, других обращали в католичество.
— И индейцы терпят столь жестокое обращение с ними?— спросил Головнин.
— Нет. Индейцы в отместку сначала убивали ровно столько испанцев, сколько те перебили их единоплеменников, а потом поумнели и стали убивать, сколько могли.
— А кто же из индейцев молится за короля? Пойманные с помощью лассо?
— Частью и они, а частью кои льстятся на кормление трижды в день, после молитвы за короля.
— Честное слово, эти индейцы не дураки, — сказал Головнин. — Вознеси молитву — и берись за ложку...
