Жюль Верн - Возвращение на родину
Двадцать первого июня господин Жан вернулся из Берлина. Как и следовало ожидать, поездка оказалась напрасной! Процесс все еще не двигался с места. И невозможно было предугадать, ни каков будет его результат, ни даже когда он завершится вообще. Дело безнадежное.
Относительно остального господин Жан по тем разговорам, что ему довелось слышать, вынес убеждение, что Пруссия вот-вот объявит Франции войну.
Глава IX
На другой день, как и во все последующие дни, мы с господином Жаном жили в ожидании новостей. Все должно было разрешиться через неделю или чуть больше. 21, 22 и 23 июня через Бельцинген все еще проходили войска, и с ними даже один генерал со своим штабом, про которого мне сказали, что это граф Кауниц. Вся эта масса солдат направлялась в сторону Кобленца, где их ждали эмигранты. Пруссия, подавшая руку помощи Австрии, больше не скрывала, что она выступает против Франции.
Итак, было очевидно, что мое положение в Бельцингене с каждым днем становится все тревожнее. Положение семейства де Лоране, равно как и моей сестры, в случае войны было бы, конечно, не лучше. Проживание в Германии в подобных условиях создавало им не только неудобства, но реальную опасность, и нужно было готовиться к любым неприятностям.
Я часто говорил с сестрой об этом. Доброе создание тщетно старалось скрыть свое беспокойство. Страх разлучиться с госпожой Келлер не давал ей покоя. Покинуть эту семью?! Ей никогда не приходило на ум, что будущее может сулить такое несчастье! Расстаться со своими любимыми людьми, подле которых, как ей казалось, должна пройти вся ее жизнь, представить себе, что она, возможно, никогда больше не сможет увидеть их, если обстоятельства сложатся плохо, — эта мысль огорчала ее до глубины души.
— Я этого не переживу, — повторяла она, — нет, Наталис, я не переживу этого!
— Я понимаю тебя, Ирма, — отвечал я, — положение очень трудное, но нужно сделать все, чтобы выйти из него. Посмотрим, нельзя ли уговорить госпожу Келлер покинуть Бельцинген, ведь теперь у нее нет причин держаться за эту страну? Я даже считаю благоразумным принять такое решение, пока ситуация окончательно не ухудшилась.
— Это было бы благоразумно, Наталис, но госпожа Келлер ни за что не согласится уехать без сына.
— А почему бы господину Жану не отправиться с нею? Что удерживает его в Пруссии? Дела, которые надо устроить?.. Он устроит их потом! Этот бесконечный процесс?.. Да ведь при нынешних обстоятельствах исхода его придется ждать еще месяцы и месяцы!
— Вероятно, так, Наталис.
— Впрочем, меня беспокоит главным образом то, что брак господина Жана и барышни Марты еще не заключен! Кто знает, какие препятствия, какие проволочки могут возникнуть? Как только французов начнут изгонять из Германии (что весьма вероятно), господину де Лоране с внучкой придется выехать в двадцать четыре часа! И тогда какой тяжелой станет для этих молодых людей разлука! Если же брак будет заключен, то господин Жан либо увезет жену во Францию, либо, если он будет принужден остаться в Бельцингене, она, по крайней мере, останется здесь с ним вместе!
— Ты прав, Наталис.
— На твоем месте, Ирма, я обратился бы с этим к госпоже Келлер, она поговорит с сыном, со свадьбой поторопятся, и тогда можно будет спокойно ожидать дальнейшего развития событий.
— Да, — отвечала Ирма, — надо, чтобы этот брак был заключен без промедления. Впрочем, возражений со стороны барышни Марты не предвидится!
— Разумеется нет! Она замечательная девушка! И потом, иметь такого мужа, как господин Жан, — это для нее надежная опора! Ты только представь себе, Ирма, что ей придется оставить Бельцинген и проехать через кишащую войсками Германию одной со своим уже старым дедушкой! Что с ними обоими станется?.. Нет, что ни говори, а надо скорее кончить дело, не дожидаясь, пока это станет невозможным!
— А этот офицер, — спросила меня сестра, — ты его встречаешь где-нибудь?
— Почти каждый день, Ирма. Это просто несчастье, что его полк все еще стоит в Бельцингене! Я бы хотел, чтобы о свадьбе барышни Марты узнали только после их отъезда!
— В самом деле, так было бы лучше.
— Я боюсь, что, узнав о свадьбе, этот Франц выкинет какую-нибудь штуку! Господин Жан — такой человек, который не преминет поставить его на место, и тогда… Одним словом, я беспокоюсь!
— И я тоже, Наталис! Надо как можно скорее обвенчать их. Придется еще выполнить кое-какие формальности, а я все время боюсь, как бы не пришли плохие вести.
— Так поговори с госпожой Келлер.
— Сегодня же!
— Да, важно поспешить, возможно, что уже и так слишком поздно!
Действительно, в эти самые дни произошло событие, которое, несомненно, могло заставить Пруссию и Австрию ускорить вторжение. Речь идет о покушении, совершенном 20 июня в Париже, слух о котором намеренно широко распространялся агентами обеих союзных держав.
Двадцатого июня был захвачен дворец Тюильри. Чернь под предводительством Сантерра, продефилировав перед Законодательным собранием, ринулась во дворец Людовика XVI. Разрубленные топором двери, выломанные железные решетки, пушки, втащенные на второй этаж, — все говорило о том, до какого насилия могут дойти мятежники. Спокойствие короля, его хладнокровие и смелость спасли его самого, жену, сестру и двоих детей. Но какой ценой? Королю пришлось надеть на голову красный колпак[78].
Разумеется, среди сторонников монархии, как и среди сторонников конституции, это нападение на дворец рассматривалось как преступление. Однако король все же оставался королем. Ему еще оказывались кое-какие почести. Но то были все равно что мертвому припарки. И долго ли это продлится? Самые легкомысленные люди не дали бы ему и двух месяцев правления — после всех этих угроз и оскорблений. И, как известно, они бы не ошиблись, так как шесть недель спустя, 10 августа, Людовик XVI был изгнан из Тюильри, низложен с престола и заключен в замок Тампль, откуда ему суждено было выйти, лишь чтобы сложить голову на площади Революции!
Если впечатление от этого посягательства на власть как в Париже, так и во всей Франции было велико, то трудно себе представить, как огромно оно было за границей. В Кобленце раздались вопли отчаяния, ненависти и мести, и немудрено, что отзвук их дошел даже до того уголка Пруссии, в котором томились мы. И стоило эмигрантам подняться в поход, а сторонникам Империи (как их тогда назвали) выступить в их поддержку, как разразилась бы кровопролитная война.
В Париже думали об этом. А потому были приняты энергичные меры, чтобы приготовиться к любым событиям. В короткий срок образовалась организация федералистов. Так как патриоты считали короля и королеву ответственными за угрожавшее Франции нашествие, комиссия Собрания приняла решение, что вся нация вооружится и будет действовать самостоятельно, без вмешательства властей.
