Луи Жаколио - В трущобах Индии
Все вскрикнули от удивления и схватили револьверы.
— Что это за человек?.. Откуда он? — вскрикнул вице-король.
— Откуда я? Это моя тайна, — отвечал призрак. — Кто я?.. Узнайте меня!
— И с этими словами он откинул назад часть кисеи, скрывавшей его лицо.
— Кишная!
Восклицание это вырвалось одновременно у всех троих.
— Да! Кишная повешенный, — отвечал начальник тугов, — Кишная воскресший к вашим услугам, милорд!
— Я так и знал, что он не допустит повесить себя, — сказал вице-король, прежде других пришедший в себя от удивления.
— Простите меня, милорд, — отвечал, смеясь, мошенник, — я был повешен… повешен без дальних рассуждений, как говорится в приговорах вашего правосудия. Дело только в том, что можно заставить себя повесить, а затем самому вылезти из петли, — вот и все!
— Полно, не шути и объясни в чем дело.
— Охотно, милорд… Когда нас взяли шотландцы, мне объявили, что мой титул начальника тугов дает мне право быть повешенным последним. Я спросил тогда разрешения поговорить с командиром и показал ему полученный мною ордер, который давал мне право требовать услуг этого офицера и всего его отряда, если найду нужным. У меня было мелькнула мысль воспользоваться этим, чтобы спасти своих товарищей, но солдаты были так раздражены, что я счел более благоразумным не подвергать их этому испытанию: «Ты свободен», — сказал мне командир после довольно продолжительного чтения моей бумаги. Затем он прибавил: «Не встречайся мне больше никогда на дороге, не то, даю тебе слово шотландца, я заставлю тебя вздернуть, несмотря на все твои бумаги». Я тогда попросил его, если ему так уж хочется этого, повесить меня сейчас же и тем избавить себя от этого труда в будущем. Он вообразил, что я смеюсь над ним, а потому я, не желая, чтобы он слишком серьезно отнесся к моей просьбе, познакомил его с данным мне поручением и объяснил ему, что мне гораздо легче будет исполнить его, если распространится слух о моей смерти, — так как Нана-Сагиб и его страна будут тогда менее осторожны; ведь из всех туземцев только я знаю его тайное убежище.
— Ты хочешь сказать, — прервал его Ватсон с презрением, — что один только ты из всех туземцев согласился выдать их.
— Если хочешь, джентльмен, — отвечал наглец. — Офицер не очень охотно согласился на мою просьбу, но я все же добился желаемого результата, и меня повесили, причем я сам приладил веревку, как нужно, чтобы она не представляла никакой опасности. Меня повесили за левое плечо и голову, которая была значительно наклонена на бок. Не успели меня вздернуть на дерево, — которое я выбрал, потому что оно было покрыто густой листвой, хорошо скрывавшей обман, — как офицер по заключенному нами условию отдал приказ отряду идти вперед. Прыгнуть вниз с тамаринда, броситься к брату, который был повешен раньше меня, перерезать веревку и привести его в чувство — было делом одной минуты. Мы попробовали спасти еще одного-двух, но это было невозможно. Вот вам и вся моя история. Для всех я умер, и это дало мне возможность, как вы сами видите, нанести сильный удар.
— Прежде чем продолжать свой рассказ, — сказал сэр Джон Лауренс, — не можешь ли ты удовлетворить наше любопытство и сказать нам, каким образом ты вошел сюда, несмотря на то, что у каждого входа столько людей?
— Не спрашивай меня об этом, мне невозможно отвечать на это, клянусь!
— Хорошо, я не настаиваю.
— В настоящее время, — продолжал негодяй, — я должен сообщить тебе нечто до того важное…
— Продолжай!
— Я не хочу никого оскорблять, — отвечал негодяй, бросив взгляд на Эдуарда Кемпуэлла, — но есть тайны…
— Ты желаешь, чтобы мой адъютант удалился? — спросил вице-король.
— Да, милорд! Я не могу говорить при нем, ты сам согласишься с этим.
Эдуард встал при этих словах, но сэр Лауренс просил его снова сесть на свое место.
— Не бойся, — сказал он Кишнае, — у меня нет тайн от него.
— Понимаю. — отвечал Кишная, — у тебя нет тайн от него, я согласен; но у меня есть тайны, которых я не хочу открывать в его присутствии.
— Что это значит, господин Кишная?
— Милорд, — отвечал начальник тугов с такою твердостью, в которой не видно было никакого притворства, — тайны мои принадлежат мне, и если ты не согласен на то, о чем я тебя прошу, я не буду говорить ни при нем и ни при ком другом.
— Негодяй! — воскликнул сэр Джон. — Как смеешь ты так говорить? Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы для укрощения твоего характера не приказать дать тебе хороших двадцать ударов ротангом по спине.
Глаза Кишнаи загорелись огнем; он было отскочил шага на три назад и, держась рукой за стену, крикнул дрожащим от волнения голосом:
— Ни слова больше, сэр Лауренс, — я пришел оказать тебе большую услугу, а ты обращаешься со мной, как с низким парией… Людей моей касты не бьют палками, сэр Джон… Ни слова больше или я уйду, и ты за всю жизнь свою не увидишь меня больше…
Вице-король сделал знак Эдуарду Кемпуэллу, и тот немедленно вышел.
— В добрый час, — сказал Кишная, подходя ближе, — не сердись на меня за это, милорд… Хотя не я виноват в этом случае… спроси сэра Ватсона.
— Довольно, вопрос исчерпан, — сухо отвечал ему Лауренс, — мы слушаем тебя.
— Минут через пять худое расположение твоей милости улетит, и ты скажешь, что я прав. Я хочу дать тебе возможность одним ударом овладеть не только Наной-Сагибом, но и семью членами верховного совета общества «Духов Вод».
— Быть не может! Ты шутишь?
— Ничего нет более серьезного, милорд, и я сейчас объясню тебе, что я сделал для этого… Позволь мне только предложить тебе сначала вопрос, который касается того, что сейчас произошло… Мог ли я, должен ли я был говорить о таких вещах перед племянником Сердара, другом и защитником Нана-Сагиба, до сих пор еще поддерживающим самые близкие отношения с обществом «Духов Вод»?.. Ведь он скоро нагрянет сюда, милорд, а мы не настолько быстро действуем, чтобы покончить с набобом и обществом до приезда этого человека в Индию.
— Неужели ты думаешь, что адъютант мой способен нас выдать?
— Нет, милорд, но его не следует ставить между долгом и привязанностью; к тому же у меня старые счеты с Сердаром и я не желаю, чтобы моего противника предупредили о моих намерениях.
— Кишная прав, милорд, — сказал сэр Ватсон, — дела такого рода слишком важны и должны оставаться между нами… Что касается возвращения графа де Монморена, я могу успокоить тебя на этот счет.
— Он должен был сесть на последний пакетбот и дней через двадцать он будет здесь, — прервал его начальник тугов.
— Сведения твои не верны, — отвечал директор полиции.
