Генри Мортон - От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла
И тут он сделал свое знаменитое заявление. Он произнес всего два слова, тем самым реализовав священное право римского гражданина. «Caesarem appello, — объявил он. — К цезарю взываю!»[45]
Эти слова не на шутку встревожили Феста. Возникло ощущение, что почва уходит у него из-под ног. Получалось, что он не в состоянии самостоятельно уладить первую же возникшую неприятность. «Смехотворный вопрос», который он намеревался утрясти за десять минут, обернулся делом, которое приходится выносить на рассмотрение императора. Погруженный в колебания Фест обратился за помощью к советникам. «Тогда Фест, поговорив с советом, отвечал: ты потребовал суда кесарева, к кесарю и отправишься»65.
Эти весомые слова стали поражением для евреев. Их жертва ускользнула из когтей в тот самый миг, когда, казалось бы, победа была предрешена. Однако перед Фестом по-прежнему стоял ряд проблем. Ему следовало подготовить «переводные письма», то есть бумаги, обосновывающие передачу дела в ведение римского суда. Положение осложнялось тем, что ни сам Фест, ни окружавшие его римляне не понимали сути спора и, соответственно, затруднялись в выборе адекватных терминов — таких, чтобы были понятны римскому трибуналу.
И тут на сцене появляется новый персонаж — царь Ирод Агриппа II. Он пришел вместе со своей сестрой Береникой засвидетельствовать почтение новому правителю. Агриппа являлся сыном Ирода Агриппы I и правнуком Ирода Великого. Подобно всем членам Иродианского рода, Агриппа был римлянином и по воспитанию, и по убеждениям. Он получил образование в Риме, все его друзья были римлянами. Молодость он провел в кружке золотой молодежи из римской знати. Правящую верхушку еврейского народа Агриппа рассматривал как сборище непримиримых фанатиков. Лучше советчика для Феста трудно было и придумать.
Выслушав мнение прокуратора, Агриппа сказал: «Хотел бы и я послушать этого человека». На что обрадованный Фест отвечал: «Завтра же услышишь его».
И вот настал день блистательного бенефиса святого Павла. Ранее ему доводилось стоять перед четырьмя римскими правителями: Сергием Павлом на Кипре, Галлионом в Коринфе, Феликсом и Фестом в Кесарии. Если принять «эфесскую теорию» доктора Дункана, к этому списку следует добавить еще и Юния Силания. Теперь ему впервые пришлось говорить перед царем, последним Иродом, сыгравшим известную роль в истории христианства. Ирод Великий предпринял попытку убить нашего Господа, сын его Антипа издевательски облачил Иисуса в мантию перед распятием. Он же обезглавил Иоанна Крестителя. Агриппа I казнил Иакова и наверняка казнил бы и Петра, если бы сумел до того добраться. И вот теперь его сын Агриппа II пришел послушать святого Павла.
Для такого важного случая специально подготовили один из залов претории. Это не было судилище, как иногда ошибочно полагают некоторые авторы. Скорее, это был маленький сюрприз для дорогого гостя из царской семьи. Высокопоставленные лица вошли в зал под звуки труб в сопровождении эскорта. Фест, обрядившийся по такому случаю в роскошную алую мантию, шествовал в окружении ликторов, за ним следовали хилиархи пяти когорт — все в парадном боевом облачении. Следом в зал вошли городские сановники и официальные лица, собравшиеся по поводу встречи Агриппы с новым прокуратором.
Агриппа и Береника, конечно же, были в центре внимания. Ему в ту пору исполнилось тридцать два года, сестра была на год моложе. Эта женщина, славившаяся своей красотой, сменила множество мужей, но по-прежнему оставалась желанным призом для многих мужчин. В сорок лет ей удастся пленить сердце Тита, сына правящего императора Веспасиана. Береника, одетая «с великой пышностью», прошествовала в зал рука об руку с братом. Фест, очевидно, чтобы подчеркнуть неофициальный характер встречи, уступил Агриппе главенствующее место — кресло, которое по праву принадлежало наместнику императора. Снова зазвучали трубы, и приглашенные гости стали рассаживаться по отведенным местам. Воздух в зале был насыщен благовониями. За спиной Агриппы и Береники стояли рабы, которые обмахивали их опахалами из крашеных страусиных перьев.
И вот посреди всего этого великолепия появился неказистый человечек, с запястья которого свисала цепочка — он был прикован к сопровождавшему его солдату. Интересно, что бы сказали эти блестящие дамы и господа, если бы каким-то чудом смогли заглянуть в далекое будущее и узнать, что память о них сохранилась лишь благодаря этому моменту — когда они собрались послушать маленького проповедника?
Фест произнес вступительную речь, в которой пояснил характер проводящегося расследования. Перед ними стоял человек, которого по всем правилам полагалось бы освободить. Но он воззвал к правосудию цезаря. Удастся ли им в сегодняшней беседе выяснить нечто, достойное войти в обвинительное заключение, ибо негоже отправлять узника «и не показать обвинений на него». После чего Фест обернулся к Агриппе, как бы передавая тому слово[46].
«Позволяется тебе говорить за себя», — произнес Фест. Тогда Павел, простерев руку, как бы желая объять Малую Азию, Македонию и Грецию, принялся говорить в свою защиту:
«Царь Агриппа! Почитаю себя счастливым, что сегодня могу защищаться пред тобою во всем, в чем обвиняют меня Иудеи, тем более что ты знаешь все обычаи и спорные мнения Иудеев. Посему прошу тебя выслушать меня великодушно…»
Павел кратко, но ярко и красноречиво изложил историю своей жизни: как он рос в строгой фарисейской семье, как участвовал в преследовании христиан; затем как по пути в Дамаск лицом к лицу столкнулся с Иисусом Христом и с тех пор стал совершенно иным человеком. Он рассказал Агриппе, как обращался к обращенным в посланиях и как пытался урезонить разбушевавшуюся толпу иудеев в Храме, как Господь говорил с ним, вследствие чего он, Павел, решил посвятить жизнь проповеди Евангелия.
Пока он говорил, в зале стояла тишина. Фест слушал с возрастающим вниманием и удивлением. Страсть, звучавшая в словах проповедника, поражала и пугала.
— Безумствуешь ты, Павел! — крикнул он. — Большая ученость доводит тебя до сумасшествия!
— Нет, достопочтенный Фест, — возразил апостол учтиво. — Я не безумствую, но говорю слова истины и здравого смысла.
Затем он снова обратился к Агриппе как к царю иудеев, с вопросом, верит ли тот в пророков своей нации. Однако Агриппа был слишком хитер, чтобы делать вслух серьезные заявления. Он с улыбкой парировал вопрос Павла:
— Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином.
Так выглядит его реплика в «Авторизованной версии». Однако в оригинале речи царя туманны, и вряд ли нам удастся установить их точное значение. Доктор Моффат переводит это место следующим образом: «Если так будет продолжаться, ты вскоре решишь, что сделал из меня христианина».
