Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой
— Мама, я здесь!
Леночка стремглав кинулась к матери и тут же, при виде незнакомых людей, застеснялась, опустила глаза.
— Ну, поздравляю тебя, курилочка, с днем рождения! — сказал Стрельцов, доставая из сумки коробку с шоколадными конфетами. — Будь здорова и счастлива, расти большая!
— Вот хорошо, Вадим Николаевич, что приехали к нам на Леночкин день, — сказала Ирина Павловна. — Ведь вы ей вроде крестного отца.
Стрельцов громко рассмеялся.
Тропинка кончилась у крыльца бревенчатого дома, крытого белым гофрированным железом. Крыша была в ржавых пятнах от туманов, которые здесь собираются часто. Зато крылечко сверкало белизной и было уставлено пузатыми кадушками с бледно-розовыми цветами, похожими на астры.
— Отлично вы тут устроились, — сказал Стрельцов, когда мы вошли в светлые, просторные комнаты. — Прямо-таки хоромы.
Недолго светило солнце. Из-за сопок подул влажный ветер, и за окном неожиданно выросла сизая стена тумана. Удивительно, как приспособилась к этим ветрам и туманам растительность, которая была здесь ничуть не бедней, чем, скажем, в Приморье. Уходя своими корнями в расщелины между скал, высоко поднялись сосны с очень густой темной хвоей, прямые как стрелы пихты и каменные березы с кривыми узловатымт ветками. А у подножий сопок небольшими куртинами рос бамбук, не такой, правда, как в тропиках, но все же бамбук. А гигантские лопухи с ярко-зелеными листьями шириной с зонтик! А саженного роста трава-шеломайник и медвежий корень-дудник! В этих зарослях не сразу увидишь всадника, скачущего на коне.
Человеку, впервые приехавшему сюда, это смешение хладного севера с жарким югом может показаться фантастическим, однако очень скоро привыкаешь и к этому курильскому чуду.
А вот и другие контрасты: на песчаной отмели лежит исполинский скелет кита, выброшенный прибоем; по длинному хребту «царя морских животных» мирно разгуливают домашние куры во главе с огненно-рыжим петухом.
— Что-то давно Васи нет, — говорит Ирина Павловна.
— Скоро явится, — пробует ее успокоить Стрельцов, — ведь сегодня Леночкин день.
Ей хочется верить, что муж вернется и вместе со всеми сядет за стол. И потому, что его так долго нет и неизвестно, когда будет, она загрустила. Возможно, ей вспомнился день, когда должна была родиться Леночка, и капитан срочно отбыл куда-то на сторожевом катере, пообещав «через часик» вернуться, чтобы отправить ее в больницу, а вернулся через трое суток.
Я уже знал от Стрельцова историю рождения Леночки, как знал и последующую, когда годовалый ребенок остался у Вадима Николаевича на руках.
...Ирина Павловна встала в тот день раньше обычного, собрала в чемоданчик все необходимое, чтобы взять с собой в больницу. Муж еще спал. Вчера он до трех часов ночи просидел в своей крохотной канцелярии, дежурил на проводе, ожидая каких-то важных сообщений. Вернувшись домой уже в четвертом часу, съел свой ужин, оставленный на столе, и лег спать.
Погода с самого утра выдалась тихой. На море был полный штиль. Ирина Павловна ожидала, что, как только муж проснется, он распорядится подать катер и отправит ее в поселковую больницу, где для роженицы приготовили место.
— Я уже собралась, Вася, — сказала она, когда он вышел из спальни. — Как раз и день чудесный.
— Вот и отлично, Иринушка, — ласково ответил он, — сейчас пойду распоряжусь.
Он выпил стакан чаю, закурил и вышел из дому. Минут через двадцать вернулся, и по его озабоченному, замкнутому лицу жена сразу догадалась, что произошло что-то важное. Он подошел к ней, обнял за плечи и со сдержанной улыбкой спросил:
— Ну, так кого же ты мне родишь — Ленку или Степку?
Но вместо ответа она в упор спросила его:
— Вася, что-нибудь случилось? Ты не можешь дать катер? Я вижу, что не можешь...
— Я на часик отлучусь, очень срочно нужно. Думаю, что за этот часик ничего не произойдет, верно?
Ей оставалось согласиться, и на всякий случай она попросила, чтобы муж, уезжая, хотя бы сообщил дежурному о ее положении.
— Это я уже сделал. И дежурный знает, и Николай Громов в курсе дела.
Поцеловав жену, Ирганцев схватил с вешалки плащ-палатку и выбежал на улицу. Она видела из окна, как муж спускается по тропинке к морю, подвешивая на ходу маузер в блестящей деревянной кобуре.
Ирина Павловна села на кушетку, поставила рядом с собой чемоданчик и стала ждать. Она не верила, что на этот раз муж может задержаться дольше чем на «часик». Но прошло целых три, а его все не было.
Пришел Громов, комсорг заставы.
— Что, Коля?
— Как вы себя чувствуете?
— Сама не знаю, кажется, пока ничего...
— Раз ничего, я еще загляну попозже, — сказал он так, что Ирине Павловне показалось: он что-то знает и не хочет ей говорить.
— Коля, — остановила она его. — Начальник звонил?
— Звонил. Просил, чтобы не проморгали прилив в случае чего...
От этих слов у нее упало сердце. Она поняла, что муж задерживается и поручил Громову сопровождать ее в поселок.
— А нельзя ли вызвать из поселка кавасаки или буксир, ведь рыбаки нам никогда не отказывали?
— Ну, зачем же вам кавасаки или буксир, когда вас в таком виде на море укачает, мы пешком доберемся.
— Нет, нет, капитан не оставит меня одну, он непременно скоро вернется, подождем его.
— То есть как это одну, Ирина Павловна? Да разве мы вас оставим одну? Новое дело! Да вы, Ирина Павловна, нам как родная мать.
Вдруг она почувствовала боль, лицо ее побледнело, на лбу выступили капельки пота.
— Что, плохо вам? — испугался Громов, подбегая к ней.
— Пойдем, Коля, пойдем, дорого́й...
Тропа поднималась круто в гору. Громов медленно шел впереди. Ирина Павловна за ним — молчаливая, испуганная.
Солнце, ненадолго выглянув из-за облака, снова скрылось. Стало пасмурно. На море образовались беляки. Чайки, припадая к ним, с криком вздымались в воздух. Заглядевшись на них, Ирина Павловна немного отстала. Тогда Громов подождал ее и взял под руку.
«Какой он замечательный парень!» — подумала она о Громове, вспомнив, как он впервые появился на заставе — тихий, застенчивый, замкнутый, и как через месяц Ирганцев про него сказал: «Этот
