Последний рай. Черные острова - Милослав Стингл
Как и на других меланезийских островах, жителей Новой Каледонии старались заполучить как католические, так и протестантские миссии. На этом архипелаге успех сопутствовал католикам. Григорий XVI доверил в 1836 году всю миссионерскую деятельность в Западной Океании членам Общества Марим — маристам. А так как это были в основном французы, то они подготовили почву для подчинения Новой Каледонии Французской империи[38].
Впервые французский флаг взвился над Новой Каледонией в 1844 году. Лейтенант Жюльен Ляферьер подвел свой корабль «Бюсефаль» к первому поселению французских маристов на Большой земле. Документ, который провозгласил над Новой Каледонией власть Франции, он скрепил отпечатками пальцев местных вождей, значащихся в этом курьезном договоре как Пакили Пума, король земли Коко, Тенеонди-Томбо, король земли Кума, и т. д.
Невзирая на существование документа с подписями властителей королевств Коко, Кума и других несуществующих империй, горячий интерес к большой земле, расположенной вблизи Австралии, стала проявлять Великобритания[39]. Поэтому французы в большой спешке в 1853 году окончательно аннексировали Новую Каледонию. Они это сделали буквально перед носом английского военного корабля, который с точно такими же целями направлялся — к берегам Большой земли. Поражение английского корабля в этом незапланированном состязании оказалось столь постыдным, что его капитан покончил с собой.
И было из-за чего. Спустя несколько лет геолог Жюль Гарнье обнаружил, что Новая Каледония — это, собственно говоря, огромный пирог из никеля, хрома, марганца, железа, кобальта и других металлов, и тогда пришельцы стали «поедать» остров. Прибывшие инженеры захватывали все новые и новые его части, вгрызаясь глубоко в землю. Сокровища, извлеченные из ее недр, отправлялись в Европу и Америку. Долгое время этот остров, который на карте едва смог бы найти один европеец из тысячи, был самым крупным мировым поставщиком никеля и хрома.
Но до того времени, когда Большая земля скажет свое веское слово, оказав влияние на мировое экономическое производство, утечет немало воды. А пока что, прибрав Новую Каледонию к рукам, Париж стремился заселить острова, истинную ценность которых еще никто тогда не знал. Страшная репутация отпугивала от этих островов французских колонистов, и властям не оставалось ничего иного, как искать белых поселенцев для своей первой меланезийской колонии среди тех граждан, которые не могли свободно выбирать местожительство, то есть среди уголовных преступников, и, само собой разумеется, политических.
У Франции в те времена уже имелась одна колония каторжан в Гвиане, на вселяющих ужас «Чертовых островах». Но природные условия Французской Гвианы, куда белые колонисты также отказывались добровольно переселяться, были столь убийственными, что правительство приняло решение подобрать среди островов, принадлежащих Франции, другую территорию, пригодную для каторги. Именно в это время была аннексирована Новая Каледония. И вся колония со всеми трагедиями человеческих судеб переместилась туда. В течение двадцати лет Большая земля считалась «Чертовым островом» Южных морей.
В 1864 году фрегат «Ифижени» привез в Нумеа первую партию — двести пятьдесят каторжан. Через двадцать лет здесь жило — а сколько умерло! — более двенадцати тысяч лишенных свободы белых людей. Заключенные составляли примерно четвертую часть населения этих островов Тихого океана.
Уже в самой Франции лиц, осужденных к принудительным работам на Новой Каледонии, делили на три категории. Арестанты третьей категории не имели права общаться друг с другом; после работ их возвращали в камеры. В отличие от них заключенные первой категории могли работать у свободных поселенцев или даже на собственной земле.
Но и после того как осужденные отбывали наказание, они не имели права покинуть Новую Каледонию. Их заставляли оставаться там еще на такое же время, каким был срок наказания.
Таких фактически бывших заключенных, а теперь уже ссыльных называли «либере». Кроме них на Новую Каледонию ссылали пожизненно рецидивистов, от которых Франция стремилась избавиться навсегда.
Среди вынужденных обитателей «Чертовых островов» Тихого океана были разные люди — убийцы, аферисты, насильники. По праву и без всякого права сюда отправляли противников политической власти — журналистов, писателей, представителей разных слоев интеллигенции. Дрейфус, самый знаменитый узник «Чертовых островов», был не единственной жертвой «законной» несправедливости. Мне хочется упомянуть здесь о французах, сосланных на Новую Каледонию в 70-е годы XIX века и оставивших куда более значительный след, чем любая другая группа белых людей на любом из островов Меланезии. Это были коммунары — борцы Парижской Коммуны.
Когда говорят о коммунарах, то чаще всего вспоминают их славное революционное выступление. Но что же произошло с ними потом? Что случилось с теми, кто пережил Пер-Лашез? Они наряду с убийцами, фальшивомонетчиками, обыкновенными грабителями были сосланы на Новую Каледонию. Одних приговорили к каторжным работам, других отправили в пожизненную ссылку на эти острова в Тихом океане.
Коммунаров было на Новой Каледонии немало — три тысячи девятьсот двадцать четыре мужчины и несколько женщин.
А так как в 1873 году французское правительство разрешило переселиться на остров женам коммунаров, то герои революционного Парижа стали первыми европейцами, осевшими в Каледонии.
Многие из коммунаров были широко известны в Меланезии. Пример тому — «Красная дева», Луиза Мишель, известная французская революционерка. На Новой Каледонии она была первой белой учительницей меланезийских детей, собирательницей изданного ею затем фольклора новокаледонцев. Кроме нее можно назвать журналиста Анри Рошфора, географа Элизе Раклю, активных участников Парижской Коммуны Журде, Груссе и многих других.
Некоторые коммунары впоследствии покинули Новую Каледонию. Но большинство из них вместе со своими семьями остались здесь. Они купили землю, своим трудом стали преобразовывать остров, стремясь сделать его похожим на свою далекую родину. И теперь, во время поездки из Тонтоуты в столицу острова Нумеа, проезжая многие деревеньки, лежащие на побережье, я иногда думал, что нахожусь в Провансе, а не на меланезийском острове.
В начале XX века Франция наконец вернула Новой Каледонии ее доброе имя. Тюрьмы были разрушены, новых заключенных больше не привозили. Однако ранее сосланные сюда революционеры остались на острове. В первые годы XX века на Новой Каледонии проживало двенадцать с половиной тысяч белых, из них около двенадцати тысяч — арестанты.
Итак, с тех пор как на Новую Каледонию был доставлен последний французский заключенный, прошло больше семи десятилетий. И все же с последствиями этой насильственной колонизации я здесь сталкивался довольно часто и при самых неожиданных обстоятельствах. Сами белые, новокаледонские французы, нередко относятся к своей старой родине — Франции — с открытой неприязнью. Ведь это правители Франции сослали их отцов сюда, на меланезийские галеры. Но в то же время редко кто из нынешних французских поселенцев в разговоре с иностранцем признается, что его отец или дед были
