Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны - Дмитрий Афанасьевич Лухманов
Выйдя из склада Тавареса, мы сели на автомобиль и, по обычной программе всех посещающих Мадейру туристов, отправились на вершину одного из пиков в «Монте-Палас-отель» для того, чтобы, полюбовавшись оттуда на необычайно красивую панораму города, спуститься вниз с горы на салазках. Да, на салазках, это не опечатка. Это обычный способ езды по горам на Мадейре.
К многочисленным виноградникам, фруктовым садам, виллам, домам и домикам, которыми усеян весь южный склон горы, ведет множество хорошо вымощенных гладко отшлифованным камнем дорог. Большинство этих дорог идет зигзагами, но две или три сбегают почти прямой линией с вершины к разным пунктам подножия. Вверх на гору подымаются в санях, запряженных быками, или, в последнее время, на автомобилях. Вниз спускаются по прямой дороге на санях без упряжки.
Пассажирские сани, или, вернее, салазки, состоят из пары полозьев очень крепкого и гладко отшлифованного дерева. Полозья довольно длинны, и посредине их устроена маленькая платформа с широким плетеным двухместным креслом и упором для ног. К задней части полозьев привязаны две веревки. Сани подтаскиваются к краю крутого спуска, пара здоровенных португальцев удерживает их сзади за веревки, вы садитесь в кресло, крепко упираетесь ногами в специальный упор, португальцы отталкиваются ногами, вскакивают сзади на полозья, вцепляются руками в спинку кресла, и вы летите вниз с быстротою хорошего поезда. При поворотах, правда, не очень крутых, стоящие сзади португальцы правят санками, отталкиваясь ногами в стороны. При чересчур сильном разбеге, соскакивают на полном ходу и тормозят за веревки. Такой спуск с горы требует хороших нервов от непривычного человека. Американские и английские туристки, необыкновенно любящие этот спорт, визжат на всю улицу.
Вверх, по дороге зигзагами, мы поднимались на хорошем автомобиле сорок пять минут. Медленно отходило от нас море, и медленно развертывалась неописуемо красивая панорама. Вниз на санках мы скатились в девять минут. Дома, сады мелькали. Море быстро надвигалось нам навстречу, и, стоящие на рейде суда, росли и летели на нас так, как на полотне кинематографа летит прямо на зрителя поезд.
Внизу, в городе, на улицах и бульварах двигалась густая толпа нарядно одетых людей. В разных местах играли военные оркестры. На открытых эстрадах выступали певцы, музыканты и разыгрывались какие-то сценки.
Около отеля, в который мы направились ужинать, нам встретился начальник порта. Лицо его было несколько встревожено.
— Мне очень жаль, — сказал он, пожимая руки, — но я должен сообщить вам не особенно приятную новость: я докладывал губернатору о великолепном состоянии судна, дисциплине и прекрасном впечатлении, которое на меня произвел экипаж, но губернатор опасается пропаганды и запросил по телеграфу специальные инструкции из Лиссабона. Во всяком случае, он дал распоряжение полицмейстеру зорко следить за поведением ваших людей в городе и при малейшем инциденте немедленно прекратить всякое сообщение корабля с берегом…
Я стал его успокаивать и заверять, что, кроме предоставления практических навыков будущим командирам советского торгового флота, наше судно не преследует никаких других целей. Мы зашли на Мадейру только за тем, чтобы дать освежиться экипажу и запастись свежей водой и провизией перед длинным океанским переходом. За поведение экипажа на берегу я вполне ручаюсь. Полицмейстеру, по нашей вине, по крайней мере, не придется водворять нас на судно и прекращать сообщение. Что же касается Лиссабона, то трудно ждать оттуда ответа раньше, чем через два-три дня, потому что всякая правительственная телеграмма и всякий ответ на нее, во всяком государстве, должны пройти предварительно через несколько инстанций, а на каждую инстанцию нужны, если не дни, то, во всяком случае, часы. Мы же думаем простоять в Фуншале не больше трех дней.
Начальник порта покачал головой:
— Я не знаю содержания телеграммы, посланной губернатором в Лиссабон, но он очень тревожится.
— Надеюсь, что завтра утром, после рапорта полицмейстера, его тревога уменьшится. Не доставите ли нам, сеньор начальник порта, удовольствия пообедать с нами в гостинице?
«Сеньор начальник порта» оглянулся кругом и, нагнувшись к моему уху, прошептал:
— Поверьте, что это доставило бы мне гораздо больше удовольствия, чем вам. Я очень интересуюсь вашей страной, но… про этот обед полицмейстер тоже доложил бы завтра губернатору, и мне это было бы не особенно приятно… Вы понимаете меня?
— К сожалению, хорошо понимаю, — ответил я.
— Моряки всегда сумеют понять друг друга. Я очень рад, что встретился с вами. — И, тиснув мою руку, бедный «команданто дей бахия»[77] скрылся в ближайший переулок.
Мы отлично пообедали на веранде ресторана. Стемнело. Расстилавшаяся под нами улица была залита светом зеленых и красных лампочек (национальные цвета Португалии). Музыка гремела неумолкаемо. Появились толпы ряженых, начинался карнавал. Впрочем, костюмы были довольно обычны: пьеро, арлекины, цыганки, черти, рыцари. Несмотря на пятнадцатилетие республики, ни одной карикатуры на старый строй, старый режим.
К полночи все кончилось, и мы возвратились на судно.
На другой день на берег была спущена вторая вахта, и наша молодежь устроила экскурсию в горы пешком.
Сеньор Таварес доставил на судно горы овощей и фруктов.
На грузовых люках устроили закрома из досок и ссыпали туда морковь, картошку, репу, лук, свеклу… Ящики со свежими помидорами убрали в тень кладовой, ящики с зеленоватыми, не совсем дозревшими, но необыкновенно ароматными лимонами, разложили на солнце на крыше рубки. Бананы и ананасы развесили под гиком и на вантах на юте. Вахтенному штурманскому ученику поручено было вести им строгий учет, не подпускать лакомок и, при смене с вахты, сдавать по счету. Артельщику выдавать счетом же под расписку.
Водяная баржа, стоящая у борта, перекачивала в наши цистерны холодную и чистую, как кристалл, воду мадейрских родников.
Все шло хорошо до самого вечера.
Вечером приехал на своем катере начальник порта. Он был немедленно приглашен в кают-компанию. По грустному выражению его лица мы сразу поняли, что случилось что-то неладное.
— Господа товарищи (сеньори камарадас), — начал он томным голосом, — губернатором получен ответ из Лиссабона. Вас запрещено спускать на берег…
Кают-компания зашумела:
— Но позвольте, сеньор команданто, разве были на нас какие-нибудь жалобы? Разве наши люди вели себя нелояльно?
— Жалоб не было никаких, и губернатор говорит, что ваш экипаж ведет себя на берегу так, как не ведет себя экипаж ни с одного другого судна, все равно, военного или коммерческого, но… таково предписание Лиссабона…
— Но подумайте сами, сеньор команданто, за что же мы накажем целую треть нашего экипажа? Первая и вторая вахты побывали на берегу, а третья?
