Николай Максимов - Поиски счастья
Сонная Сипкалюк слегка стонет: ей снится, что Тымкар берет себе другую жену — чукчанку…
Тымкар гребет. Остров в проливе все глубже погружается в море. Теперь видна лишь его вершина. Родные берега совсем близко.
Солнце утонуло в густых темных испарениях у горизонта. Все посерело. Сильнее потянуло холодом.
Большое ледяное поле преградило путь. Пошли в обход. «Тут я родился, здесь должен и умереть», — вспоминаются Тымкару слова старика Емрытагина. Мудрый старик. Вот и Тымкар тоже плывет на свою родину. Хотя умирать он не собирается! Ему нужно так много еще самому рассказать чукчам и их рассказы записать рисунками и значками на кости.
А вот Тагьек тоже родился в Наукане, а поплыл в Ном… Разве в Наукане не его родина? И Тымкар вспоминает, как сопротивлялась всегда этому переселению Майвик, как не хотели плыть туда Уяхгалик, Нагуя. Почему Тагьек так поступил?
Думая о детях Тагьека, Тымкар с болью в сердце вспомнил свою дочурку. Она умерла, хотя после ее рождения отец долго не ходил на охоту, как этого требовал «закон жизни». Неправильный закон! Надо будет сказать об этом чукчам.
— Э-гей! — восклицает Тыкос.
Льдина кончилась, и почти одновременно подул ветерок, вырвалось из туч солнце. Снова подняли парус. Байдара заскользила по слегка зарябившему проливу.
Берега быстро приближались. И снова, как перед отплытием с острова, все перемешалось в душе Тымкара. И опять он не сумел ответить на вопрос: что так внезапно побудило его к переселению? Конечно, не появись эти американцы, он был бы сейчас на острове. Но Тымкар чувствовал, что истинная причина не в этом, не в них: они послужили лишь толчком. Ведь не послушали их эскимосы, не послушал Емрытагин! Только Тагьек да он.
Сипкалюк дремала. Днище кожаной байдары слегка пошлепывало по воде. Солнце быстро взбиралось на небо, пригревало. Клонило ко сну.
На берегу кто-то заметил их байдару, махал руками, сзывал народ: слишком странен был этот ранний приход с острова, когда еще не прошли в проливе льды.
Берег заполнялся чукчами. «Кто бы это мог быть?» — думали они. Вообще в этом году у них много необычайного. Зимой приезжал на нарте Ван-Лукьян, ходил по ярангам, собирал уэномцев, рассказывал охотникам о новой жизни. И хотя трудно было поверить ему, как вообще стало трудно верить людям, тем не менее рассказы его взбудоражили чукчей.
Как только вскрылся пролив, таньг умчался на остров. А сейчас вот плывет с острова еще какая-то байдара.
«Кто бы это мог быть?» — думал и сильно постаревший Кочак. Он стоял впереди чукчей, по обыкновению прищурив единственный глаз.
Тыкос опустил парус и теперь на веслах обходил льдины. Видно было, что он возбужден. Вот сейчас он увидит родное поселение отца, увидит тех, с кем пред стоит теперь жить. Он уже различал группу девушек: они стояли несколько особняком. Что ж, пусть они поглядят на него! Тыкос ловко работает веслами.
На лице Сипкалюк тревога. Не поднимаясь на ноги, с руками, сложенными на груди, она вглядывается в толпу. Ей немного страшно: как отнесутся к ней женщины, что подумают они про нее? «Эскимоска!..»
Тымкар стоит на корме, у руля. Он, кажется, видит Кочака, и сердце сильно бьется в груди. «Убийца! Лучше бы нам не видеть тебя!» — вспоминаются ему давние слова шамана. Что скажут чукчи? Как встретят они «убийцу», у которого жена — эскимоска?
На берегу он замечает деревянный вельбот. Это большое богатство! «Как добыли?» — думает Тымкар, и в этот момент ему становится досадно, что он не участвовал в приобретении вельбота и не войдет в байдарную артель.
— Какомэй! — изумленно воскликнул кто-то из стариков, стоявших на берегу. — Однако, это Тымкар, сын Эттоя!
— Тымкар?
Снова тишина. Все вглядываются в байдару.
— Как может он быть? — спустя минуту отзывается чей-то женский голос в толпе.
Несколько голов неодобрительно поворачиваются на голос: женщина говорит в такой серьезный момент, когда молчат даже мужчины!
— А Тымкар кто? — спрашивает какой-то подросток у отца, заглядывая ему в лицо.
— Тымкара только старики помнят. Это было давно.
Опять льдина мешает подойти к берегу. Тыкос направляет байдару в обход.
— Что было давно? — не унимается подросток, теребя отца за рукав.
— Тебя еще не было, — отмахивается от него тот, вспоминая, что в ту пору, будучи почти сверстником Тымкара, только что женился, а теперь ему уже сорок лет.
— А где он был так долго? Разве там тоже есть чукчи?
— Э-эх! — недовольно шикнул на него отец. — Замолчи.
«Но Тымкар ли это?» — думали уэномцы.
Обходя льдину, байдара удалялась.
Некоторые чукчанки зевали, но любопытство мешало им покинуть берег, Кто же станет спать, когда новости на подходе!
Как и в ту далекую весну, когда Тымкар возвращался из Нома, ему бросилось в глаза, что встречающих очень мало. Он вгляделся в уэномцев пристальнее и теперь ясно различил фигуру шамана.
— Кочак… — упавшим голосом произнес Тымкар.
— Что? — переспросил сын.
Отец не ответил. Сипкалюк заметила бледность на щеках мужа.
Одновременно узнал Тымкара и Кочак. Его глаз сощурился сильнее, усы задергались. Он что-то пробурчал себе под нос и поспешил в ярангу.
И не успела еще байдара причалить, как из яранги послышалось ворчание бубна.
Чукчи заволновались. Что бы это значило? Почему Кочак ушел и начал шаманить? Что-то недоброе слышалось им в звуках бубна. В поведении шамана они усматривали плохое знамение. Но, влекомые любопытством, чукчи все ближе продвигались к кромке воды.
Теперь уже все видели в байдаре двух мужчин и женщину. Они плыли со всем скарбом: с пологом, снастью, нартой, собаками; за кормой была привязана охотничья байдарка.
Ни Тыкоса, ни Сипкалюк никто не знал, а Тымкара могли знать лишь его ровесники да старики, которые еще не ушли к «верхним людям». Таких тут оказалось немного. Во всяком случае, Тымкар никого не узнавал. Среди встречающих было больше женщин, девушек, подростков и детей.
«Где же люди? — спрашивал себя Тымкар. — Куда могли они уйти, когда не ушел еще лед?» Но, с другой стороны, ему было приятно, что его теперь почти никто не знает. Ведь его изгнали отсюда.
Тыкос делал последние взмахи веслом.
— Этти! — раздался голос с берега.
— Тымкар?
— Ты пришел, Тымкар?
В радостных приветствиях утонули звуки бубна. Уэномцы столпились у самой воды.
Тымкар первым спрыгнул на землю.
Широко улыбаясь, он здоровался и вглядывался в лица. Как все незнакомы! Да и на него многие смотрят с удивлением, как на человека другой земли…
Сипкалюк неподвижно сидела в байдаре. Тыкос убирал весла.
