Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

– Царит! – подмигнул Невельской Бошняку, случайно подхваченному им по пути, и указал рукой на храм.

Шлюпка причалила к берегу.

– Батарейка? – спросил понимающе Бошняк.

Невельской утвердительно кивнул.

– Я думаю, не лучше ли та сторона? – вмешался Буссе.

– Ну что ж, осмотрите, прогуляйтесь, – предложил Не­вельской, усаживаясь на борт вытянутой на берег шлюпки и уминая в трубке табак.

Обратно Буссе вернулся скоро: там оказалось меж­дугорье.

– Не нравится мне что-то эта ваша Анива, – заявил Бус­се. – Прямо в пасть японцам, и со всех сторон дикари... да и занимать запрещено.

– Запрещено-то запрещено, – сказал Невельской, – все корабли заходят именно сюда, и здесь-то наш русский флаг и наше объявление «убирайтесь подобру-поздорову» сыграет свою роль. Японцы не помешают – с нашим приходом нам же придется защищать их от айнов, и мы должны и бу­дем их охранять.

– А торгуют и рыбу ловят пусть по-прежнему, – закон­чил Бошняк.

«До чего распущенны эти моряки! – подумал Буссе, ко­сясь на Бошняка. – Следовало бы одернуть этого молоко­соса!»

– Так завтра начинаем, – решил Невельской, махнувши гребцам.

Вечером на корабле прочли приказ начальника экспеди­ции: «Завтра мы занимаем Тамари-Анива, для чего к 8 часам утра вооружить баркас фальконетом и погрузить на него од­но орудие со всеми принадлежностями. Приготовить к этому времени двадцать пять человек вооруженного десанта при лейтенанте Рудановском, который должен отправиться на бе­рег на упомянутом баркасе. К этому же времени приготовить для меня шлюпку с вооруженными гребцами, на которой я в сопровождении господ Буссе и Бошняка последую вместе с десантом, и, наконец, кораблю «Николай» подойти сколь можно ближе к берегу и зарядить на всякий слу­чай орудие, дабы под его прикрытием производилось заня­тие поста».

Когда утром шлюпка подошла к берегу, четыре японца во главе толпы айнов замахали с берега саблями, тем самым показывая, что выходить из шлюпки запрещают.

– Мы «лоча», – громко в рупор заявил Невельской, – по повелению нашего императора пришли защищать вас, японцев, и вас, айнов, от иностранных кораблей, которые вас часто обижают. С этими намерениями мы здесь посе­лимся.

Переводчик медленно переводил, и айны удовлетворенно кивали головами, а затем в знак гостеприимства и дружбы замахали над головами ивовыми метелочками. Японцы опу­стили обнаженные сабли.

С удивлением смотрел Буссе, как айны предупредительно и усердно помогали матросам высаживаться, таскали на бе­рег багаж, фальконет и пушку, помогали устанавливать флагшток

– На молитву! – скомандовал Невельской.

Все встали на колени. При пении «Спаси, господи», ски­нув шляпы, неуклюже вставали на колени и айны. Когда же Невельской и Буссе стали тянуть кверху флаг, а с корабля при матросах, картинно и дружно разбежавшихся по вах­там, грянул салют и раздалось дружное «ура!», закричали и развеселившиеся айны, подкидывая вверх метелки.

Торжественное собрание состоялось в большом сарае с бумажными окнами. Невельской повторил, что целью во­дворения русских являются защита и порядок, и изложил это, по просьбе японцев, письменно для отсылки на остров Матсмай, а затем пригласил трех японцев и двух айнов с со­бою на корабль. На берегу остался караул под командой Рудановского.

Ожидавшие расправы с японцами айны были разочарованы, стали шуметь, грозить кулаками.

– Они нас ограбят и растерзают, – шептали Невельскому японцы, кивая в сторону айнов.

– Не бойтесь, – пообещал Невельской и, обратившись к айнам, сказал:

– Мы пришли к вам с миром, а нарушителей порядка немедленно, тут же, на глазах у всех, накажем!

Это подействовало, толпа успокоилась и приняла участие в песнях и плясках матросов.

– Айны уверены, – сказал на обеде старший из япон­цев,– что вы им разрешите разграбить наши склады.

– Нет, этого не будет, – твердо заявил Невельской, – не позволим. Но и вам тоже не позволим обижать айнов.

Ночью японские склады охранялись русскими часовыми, а утром команда разместилась в уступленных японцами сухих помещениях.

Первый на Сахалине пост, Муравьевский – так назвал его Невельской – был снабжен своими и японскими товара­ми и припасами, как ни один пост на Амуре. На постройки японцы предложили купить у них несколько сот бревен. Один готовый сруб доставил на себе «Николай».

«Ну что же, – с горькой усмешкой думал о себе в треть­ем лице Буссе, – семьдесят недисциплинированных русских мужиков, триста бородатых дикарей в собачьих шкурах, два десятка японцев с верованиями и обычаями пятнадцатого ве­ка, один невоспитанный и грубый моряк в офицерской фор­ме да пьяница приказчик – вот и все общество, в котором придется вращаться пажу его величества долгие месяцы, а может быть, и годы!»

Он злобно ворошил ногами стружки и обрезки, покрики­вая на складывающую дом команду.

«Надо было бы, конечно, отдаться работе... Но какой?..» Паж его величества вскоре убедился, что делать он ничего не умеет, и стал завидовать и Рудановскому, для которого открывалось широкое поле исследования берегов, заливов, бухт, нанесения их на карту, географическое изучение стра­ны; и приказчику Самарину, который должен изучать торго­вые возможности и устроить и развить торговлю – тут и постоянное и близкое деловое общение с людьми и разнообра­зие впечатлений... Завидовал и японцам, которые проводи­ли время в хлопотах о предстоящем сезоне – искали покла­дистых рыбаков, айно, которых живо приручали и держали на положении рабов, завидовал даже айнам, которые жили у себя дома...

Оставалась необученная команда, но эта команда счи­тается морской! Неужели и ее уступить лейтенанту Руда­новскому? Что же делать тогда ему, майору Буссе? Муштро­вать ее?

Буссе занялся строительством: строились три дома, хлебопекарня, редут, две батареи. Купленных у японцев бре­вен не хватало, рубили лес. За шесть верст люди таскали на себе тяжелые бревна. Собаки помогали плохо: мало было снега. Дорога – с горы на гору. Люди выбивались из сил.

Питание было неплохим – оно состояло из большого количества солонины, ячневой крупы и мучной болтушки. Но оно было лишено свеженины, зелени, овощей, кореньев. Буссе спохватился только, когда половина команды стала еле бродить, охваченная цингой, только тогда он вспомнил об охоте. А кругом были и медведи, и олени, и козы, и тучи пернатых!

От первого салюта сахалинской батареи, что на Муравьевском посту, 29 сентября 1859 года прошло всего три меся­ца. Приходил «Иртыш» с высланным на берег нетрезвым, по мнению Буссе, офицером. Буссе были противны «эти опу­стившиеся и грубые моряки», он постарался тотчас, не давая им сойти на берег, отправить их на зимовку в Император­скую гавань...